Читать онлайн Алексей Куксинский - Ведьма в пятом доме

– А у вас прямо так и написано в паспорте – Лика? – спрашивает менеджер.

– Прямо так и написано.

Менеджер шелестит документами, словно лёгкий ветерок. С такими длинными ловкими пальцами он мог бы стать музыкантом или гинекологом, а не работником кадрового агентства. Лика поправляет очки с простыми стёклами и смотрит в окно. Очки – это маленькая невинная хитрость, делающая её лицо старше и увереннее, именно то, что нужно работодателям. Они хотят иметь дело с серьёзными, опытными, надёжными. Менеджер тоже хочет казаться надёжным и опытным, но вместо очков отрастил себе бороду, которая нелепо смотрится на его полудетском лице, и кажется искусственной, как у актёра школьного театра, изображающего звездочёта в инсценировке «Золотого петушка». И виски у него неровно пострижены. Лика сдержанно улыбается, давая понять менеджеру, что реплика, касающаяся её имени, была не совсем уместной, но, как человек воспитанный, она словами не даст этого понять. С него хватит и улыбки, узкой и холодной, как лезвие ланцета.

Они одни в небольшом кабинете, на стенах висит несколько фотографий в серых стальных рамках с видами Парижа, Лондона и Нью-Йорка. На белом столе кружка с остывшим кофе. За окном майский день, предвестник лета. Телефон менеджера, лежащий на стопке бумаг экраном вниз, начинает вибрировать, но менеджер хорошо дрессирован, и ухом не ведёт, даже не смотрит, кто звонит, продолжает перебирать бумаги. Лика неслышно и глубоко вздыхает, а потом медленно выпускает вдох обратно на волю. Никакого волнения. Она может позволить себе не волноваться на этом собеседовании, первом из череды возможных. Даже если в этом кабинете её караулит неудача, она просто спустится вниз на огромном, размером с её квартиру, лифте, и выпьет кофе в какой-нибудь тихой кофейне. Или это будет чай. Лика не отдавала предпочтения никакому из этих двух самых распространённых напитков.

Менеджер отрывается от анкеты и говорит:

– Кажется, у нас есть кое-что подходящее.

В его голосе слышится плохо скрытое сомнение, как будто он собирается предложить ей что-то не совсем пристойное, может быть, эскорт-услуги для пожилых иностранцев. Лика снова надевает на лицо узкую улыбку, но уже теплее, чем предыдущая, и внимательно, но без заискивания, смотрит менеджеру в глаза. Он смущается и опять смотрит в бумаги.

– Ваш прошлый работодатель очень хорошо о вас отзывался, и поэтому мы сочли возможным рассмотреть вашу кандидатуру… порекомендовать вас… учитывая ваши компетенции…

Менеджер ещё некоторое время путается в падежах и склонениях, как ребёнок в складках отцовского костюма, который он решил примерить тайком от родителя.

Лика почти его не слушает, ждёт, когда он перейдёт к сути, но долгая прелюдия в данном случае лишь часть ритуала, как пляска голожопых папуасов над освежёванным телом миссионера, по случайности забредшего на территорию племени. Лика поправляет очки. Посмотреть на часы прямо сейчас будет не очень вежливо, а в кабинете настенных часов нет. Не то чтобы она куда-то торопилась; кроме собеседования, других дел у неё сегодня нет, просто это старая педагогическая привычка – смотреть на часы, контролируя, сколько минут осталось до конца занятий.

Менеджер, наконец, переходит к сути. Он откладывает стопку бумаг, и Лика быстрым взглядом успевает отметить время на крупных часах на его запястье. С начала интервью прошло двадцать минут.

– Да-да, – говорит она, – если бы мне не было интересно ваше предложение, я бы сюда не пришла.

Кажется, её ответ звучит чуть грубовата, и она смягчает эту грубость открытой улыбкой.

– Из множества кандидатов они отметили именно вас. Впрочем, кажется, они были знакомы с вашим прошлым работодателем.

– У них мальчик или девочка? – спрашивает Лика.

– Девочка. Пять лет.

Еве тоже было пять лет, когда они познакомились. Теперь ей семь, и она ходит в школу где-то в Канаде, кажется в Бернаби. Еве с родителями пришлось очень быстро уехать из Беларуси, потому что бизнес её отца заинтересовал каких-то высокопоставленных чиновников, чуть ли не из администрации президента. Если такие люди чем-либо интересуются, у владельцев начинаются серьёзные проблемы, и очень скоро они перестают владеть и обладать. К счастью, отец Евы почуял этот интерес, и они успели вовремя уехать, сохранив большую часть денег.

Теперь Лика искала работу. Ничего путного не попадалось, а идти работать в государственное учреждение она не хотела. Того раннего опыта, который она получила после университета, ей хватило на всю оставшуюся жизнь. Несмотря на то, что молодость всё прощает, иногда Лика вспоминала свою первую работу не с ужасом, а с лёгкой гадливостью, и дело было вовсе не в копеечной оплате, а в самой организации всего дела. К счастью, два года обязательной отработки прошли быстрее, чем она ожидала, и Лика пообещала себе никогда не иметь дела с государственной медициной. Затем было несколько лет работы психологом-дефектологом в частных медцентрах, годы работы над собой и повышения собственной квалификации, для чего пришлось выучить два иностранных языка. Теперь Лика склонялась к отъезду из страны и даже рассматривала вакансии в Польше, Чехии и Германии. Но что-то мешало ей сделать последний шаг, сказать самой себе, что здесь больше нечего ждать, что страна в нынешней ситуации под многолетним руководством невежественного плебея обречена на медленное угасание, как медленно угасает ослабленный человеческий организм, не способный сопротивляться инфекции.

– Да, – говорит Лика, – у меня большой опыт с детьми этой возрастной категории.

Она не вышла замуж, детей у неё не было. Родители умерли. На словах всё это звучало уныло и печально, как ранние песни Булановой, но на деле Лика не испытывала никакого дискомфорта от того, что в представлении большинства её личная жизнь не сложилась. Она любила детей и свою работу, делала её хорошо и видела, что приносит пользу, а все остальные могут идти в задницу, толпой или поодиночке. Она выучилась смотреть на жизнь со слегка циничным прищуром, будто знала цену всему на свете. Отдельные профессионалы имеют на это права, а она была профессионалом.

– Вот их телефон, – говорит менеджер, пододвинув ей по столешнице ярко-оранжевый листок для записей с клейкой полоской, слегка затормозившей движение. Так банкомёт сдаёт последнюю карту игроку, которому весь вечер не везёт в блэкджек. Лика посмотрела на бумажку. Номер был записан аккуратным ученическим почерком и под ним имя – Карина.

– Они ждут вашего звонка, – говорит менеджер. – Разыскать вас было не очень-то легко.

Лика пожимает плечами.

– Вам это удалось.

Недавно она сменила номер телефона и переехала не другую квартиру, спасаясь от назойливого поклонника, отца одной из её бывших пациенток. Неприятная история.

– Они ждут, – повторяет менеджер, – желаю вам удачи. Мы можем включить ваше резюме в нашу базу, если что-то случайно не получится?

– Я подумаю, – отвечает Лика, подбирая с пола стоящую у ножки стула сумочку.

Девушка встаёт но не забирает листок, как бы раздумывая. Потом берёт бумажку и засовывает в задний карман джинсов, делая выбор, который для менеджера очевиден. Когда она прощается и выходит, мужчина ещё некоторое время смотрит ей вслед, а потом берёт телефон и проверяет, кто звонил. Почему-то ему хочется позвонить жене.

Спустившись на лифте и пройдя мимо источающего густой запах кофейного автомата, Лика оказывается на улице. Её маленький «фиат» кажется игрушечным по сравнению с припарковавшимся рядом огромным внедорожником. По пути домой начинается дождь, смазывающий привычное изображение города за стёклами машины. В который раз Лика жалеет, что не умеет рисовать, что не обладает вообще никаким художественным даром, и когда Агата или ещё кто-нибудь из подопечных просил её помощи при рисовании, каракули, выползающие из-под её карандаша оказывались едва ли не хуже, чем те, которые рисовали дети.

Дождь успевает закончиться, пока она добирается до дома. Это немного радует, потому что зонт, как всегда, забыт в шкафу, а чтобы добраться от парковки до подъезда нужно обогнуть половину дома. Прежде, чем выйти из машины, Лика внимательно осматривается по сторонам, ритуал, приобретённый ею за недели борьбы с докучливым поклонником. Его притязания казались вполне безобидными, но проверять, таковы ли они на самом деле у Лики не было никакого желания. Он не давал о себе знать уже больше месяца, с тех самых пор, как она сменила номер и переехала, но привычка смотреть по сторонам не ушла вслед за ухажёром.

«Фиат» добродушно квакает, когда Лика нажимает кнопку на ключе. Машина и вправду напоминает небольшую блестящую лягушку. Лифт возносит Лику на нужный этаж. Дома она первым делом подходит к окну и из-за занавесок осматривает двор. Ничего подозрительного. Лика заваривает кофе, и, пока кофемашина жужжит и булькает, девушка расправляет бумажку с телефоном на кухонном столе. Когда последние капли напитка падают в кружку, она набирает номер. Под первый обжигающий глоток гудки прерываются тихим «алло». Лика говорит, кто она и зачем звонит. Короткое молчание и тихий вздох облегчения. Лика смотрит, как за окном по подоконнику ползёт блестящий, словно смазанный маслом майский жук, похожий на маленький заводной механизм. Не по телефону, говорит Карина, нам нужно увидеться. Теперь приходит время Лики молчать и недоумевать. Можно, отвечает она немного подумав. Пока она молчала, хрущ исчез с подоконника. Я могу прислать за вами машину, говорит Карина. Она чётко выговаривает слова, как человек, который знает, чего хочет, или как человек, который посещал занятия по риторике.

Предложение кажется Лике немного странным. Я могу добраться сама, сухо говорит девушка. Придётся ехать за город, отвечает Карина. Я на машине, говорит Лика, и надеется, что разговор не превратится в подспудное противостояние с человеком, который привык добиваться своего любой ценой.

Хорошо, говорит Карина, я пришлю вам координаты. Координаты, чуть не фыркает Лика в трубку, мы что, участвуем в секретной армейской операции? Не волнуйтесь, говорит Карина твёрдо, вам не придётся делать ничего, чего вы не делали раньше, нашей дочери нужна ваша помощь и ваш профессионализм, просто наша семья – тут Карина делает паузу – старается соблюдать конфиденциальность во всём, и в особенности в нашей частной жизни. Ладно, говорит Лика, присылайте адрес. Во сколько лучше приезжать? Давайте с утра, к десяти часам, говорит Карина. Лика прощается и откладывает телефон. Кофе не успел остыть. Через минуту приходит сообщение от Карины. Лика открывает карту и пытается рассчитать, сколько времени ей потребуется добраться до точки с учётом утренних пробок. Выходит что-то около сорока пяти минут, академический час, длительность школьного урока.

Весь оставшийся день она занималась скучными домашними делами, периодически вспоминая о странном дневном разговоре и предстоящей поездке. Иногда подходила к окну и осматривала двор, а потом заказала доставку готовой еды из любимого кафе. В конце концов, думала Лика, макая сырные палочки в чесночный соус, если мне не понравится, я смогу отказаться и сделать вид, что никакого разговора не было. Она пролистала новости, и в очередной раз подумала о том, что скоро в этой стране не останется ни одного думающего человека, ни одного бизнесмена, журналиста, художника или гражданского активиста. Все уезжали, а кто не успевал уехать – садился в тюрьму. Власти с психопатическим упорством боролись с любыми проявлениями инакомыслия, явного или мнимого. Абсурдные, ничем, кроме произвола, не оправданные судебные решения поражали своей жестокостью. Плюну на всё и уеду, подумала Лика. Если завтра ничего не получится, уеду. Заодно и выслеживающий её поклонник за границей её не достанет. Он был как-то связан с силовыми структурами, работал в каком-то полусекретном подразделении, и выезд за границу ему был запрещён. Он сам говорил об этом, считал, кажется, этот факт чем-то выдающимся. Лика не хотела знать, за какие заслуги он находится в европейских санкционных списках, но он упоминал об этом постоянно. Лика говорила ему, что ей противно с ним общаться и по личным причинам, и по политическим, скидывала его жене переписку и просила оставить её в покое, но поклонник был непреклонен. Он был прямолинеен, как железнодорожный рельс и также твердолоб. Впрочем, уже месяц он вёл себя тихо.