Девочка подбирает с пола альбом и показывает ярко-жёлтый лист.
– Хочешь, угадаю, что это? – спрашивает Лика.
– Взрослые никогда не угадывают, что я рисую.
– Сейчас, – говорит Лика, – это солнце или лето?
Ева поджимает губы и с сожалением смотрит на девушку.
– Это жёлтое, – отвечает она.
– Ну конечно, – говорит Лика.
На пальцах девочки остались жёлтые пятна.
– Иди вымой руки, – говорит Карина.
– Я буду ещё рисовать, – отвечает девочка. – Порисуешь со мной?
– В другой раз, – говорит Карина, – нам с Ликой нужно поговорить.
– Закройте дверь, – просит девочка.
Они возвращаются в гостиную и садятся на прежние места.
– Не заметила у неё никаких признаков аутизма, – говорит Лика.
Карина вздыхает.
– Это не совсем аутизм. Или совсем не аутизм. Никто не знает, что это. Иногда на неё находит, и она как будто отключается, замирает на некоторое время, как будто засыпает с открытыми глазами. Общается с воображаемыми друзьями. Рисует всякое.
Теперь лицо Карины погрустнело и осунулось. Девочка не выглядела больной или проблемной, но мать по-настоящему тревожилась о её состоянии. Лике приходилось иметь дело с гораздо более тяжёлыми случаями, а здесь она даже немного разочаровалась, услышав от девочки слово «няня». Лика слишком квалифицирована для этой работы, а богатая мама-паникёрша, не привыкшая получать отказ, нацелилась на лучшего специалиста. И ещё эта странновата просьба о переезде.
– Конечно, Ева зря назвала тебя няней, – говорит Карина. – Она слишком маленькая и не понимает серьёзности своего состояния. Она больна, действительно, больна, и ей необходима квалифицированная помощь. Твоя помощь.
Карина смотрит прямо в глаза. Лика видела убитых горем родителей, плачущих родителей, даже мужчин и знает, что нельзя помочь абсолютно всем.
– Мне бы не хотелось никуда переезжать, – говорит Лика, – даже в такой красивый и комфортный дом. Даже на пару месяцев.
Карина вздыхает.
– Нам это нужно не только потому, что мы хотим, чтобы наша дочь поправилась. Тут дело в безопасности. Мы с мужем – состоятельные, но непубличные люди и заботимся о собственной безопасности и конфиденциальности. Кроме того, мы с тобой не обсудили ещё один очень важный вопрос – деньги.
Наконец-то она упомянула своего мужа, думает Лика. До этого он никак не проявлял своего существования. Среди картин и фотографий, развешанных по стенам, нет ни одной семейной. Может быть, семейные фото надёжно скрыты от посторонних глаз в хозяйской спальне?
– Да, – отвечает Лика, – деньги – это очень важно.
Она готова выслушать сумму, но та, которую называет Карина, повергает её в шок. Лика старается не выдать себя ни словом, ни жестом, но вдох предательски застыл в груди и не хочет тихо выходить наружу. «Вы серьёзно?» – хочется спросить Лике, и ещё: «Вы, наверное, сошли с ума».
Карина не сошла с ума и знает это. Чуть наклонив голову она смотрит на Лику.
– Повторюсь, мы с моим мужем – люди очень состоятельные. Мы готовы платить за те неудобства, которые причиняем своими требованиями по соблюдению полной конфиденциальности. Мы платим щедро, как видите.
Кажется, птицы за окном тоже притихли, услышав такую сумму. «Соглашайся, соглашайся», – пищит какая-то птаха, но сразу умолкает. Интересно, думает Лика, чем они с мужем занимаются? Ей наконец-то удаётся тихо выдохнуть, процедить воздух сквозь сжатые зубы, как кит процеживает планктон.
– Ты знаешь, что это не совсем адекватная цена за мои услуги? – спрашивает Лика.
