– Уфф, – выдавил Марат, не в силах превозмочь внезапную неловкость. И даже полковник, человек загрубелый, умеющий видеть в жертве не более чем объект расследования, сулящего пипифаксную бюрократию, дрогнул от мистического предчувствия. Перед глазами его, прорвав барьер, непрошено возникла Таня. Рассеянная, сосредоточенная, испытывающая оргазм, собирающая чемоданы.
– Я тут набросал, – Швецов протянул полкану залащенный от сальной хватки лист. – В рай без справки не возьмут, пособим человеку.
Медик почесал в паху. Он перетекал глазами в глаза офицера, читал его лицом. Жутким канцелярским росчерком, что надежнее любых печатей, в бумаге сообщалось следующее: мужчина сорока-сорока двух лет, убит посредством вскрытия яремной вены, сосудов гортани и щитовидки, с последующим сцеживанием всего объема крови. В ране обнаружена глюкоза, мочевая кислота и собачьи гормоны. На основе сравнительного анализа выявлено, что тело схоже с двумя подобными телами, поступившими за истекший календарный месяц…
Полкан дочитал сочинение. Гербовая клякса на документе тоже была, в самом низу листа. И подписано минут десять назад: «Ш» – вилы торчком, «В» с двумя петельками, «Е» – вилы упавшие, и «Ц» восклицательная. «ШВЕЦ».
– Спасибо за аналитику, – Семеныч поскреб увядший одуванчик на голове. – Не будем задерживать тогда, пойдем.
– Так скоро? – Швецов сделал обиженное лицо. – Может, чайку? Могу заварку ошпарить… Чайник в носочке…
– По ночам не пьем. – Марат улыбнулся. – Да и работать надо.
– Работать так работать, – не стал настаивать криминалист. – Вы, главное, заходите.
– Как только… – буркнул полкан, подталкивая капитана к выходу.
Время приближалось к семи. По рельсам громыхали первые трамваи, появлялись собачники, выгуливающие своих питомцев, тянулись к остановкам одинокие прохожие: согбенные спины, капли дождя на ворсинках пальто, в глазах отражение уличных фонарей, которые скорее слепят, чем светят.
Старенький седан Марата нырнул в переулок, шмыгнул мимо заколоченных ларьков и дохлых афиш. На истертой временем бумаге еще различимы слова: «БЕРЕГИСЬ АВТОМОБИЛЯ». Вот и об истертый капот Марата скреблось. Похолодало, и вместо дождя теперь урожай рисового зерна.
Милицейский участок появился из-за угла скромный и неприметный, вклинившийся меж церковкой и типографией. Находился он в Хитровском переулке, на перепутье с Малым Трехсвятительским – месте усадебном, бородатом, для страны знаковом. С наслоениями, с судьбами. Интересно, в общем.
Марат заглушил мотор, зевнул в подмышку.
– Приехали.
Семеныч выполз в промозглую хмарь, трусы поправил.
В кабинете на третьем этаже было рогато пустыми вешалками. Полкан включил кондиционер, выставив на обогрев, утопил зад в кожаном кресле, распространившись основательно, до двери почти. Завозился, кряхтя, так-сяк повернулся, не умея впихнуть под стол огромные свои коленки. И захотелось вдруг Семенычу отбыть в давешнее воскресенье и прожить его еще раз. Поваляться на диване в окружении пятен кофейных и портвейных, покурить грязно, с пеплом на ковре, позорным похмельем помаяться, а к ночи воскреснуть. Лучше уж так, чем… На столе дремали папки, четыре буквы на прессшпане складывались в намоленную комбинацию: «ДЕЛО». Библия подсудимого, язвы причиняющая. И он, Семеныч, язв сиих причина. Воскреснуть… Рука заученно потянулась к бутылке…
Глоток, единым духом, на пару лафитничков сразу. Семеныч повертел щеками, выдохнул длинно, а кондиционер благословил:
