Только имя: Тео Б., и квартира №5.
Он замер. Внутри всё сжалось – будто кто-то толкнул его изнутри. Он ощутил неприятное тепло за ушами и легкую тошноту – так бывает, когда не знаешь, как реагировать.
Он не взял письмо.
Сначала – положил его на полку для «непонятных штук». Там лежал обломок пуговицы (не его), старый жетон трамвая (не помнит, откуда), и клочок бумажки с запиской: «Ты же знал, что будет больно, да?»
Он не трогал эти вещи. Они были как камешки, которые можно переступать, но не поднимать.
Через два часа он всё-таки вернулся. Взял письмо. Потряс. Внутри – тонкий лист.
Ничего не звенело, не шуршало. Это хорошо. Он сел за стол, взял нож для писем – из набора, подаренного ему когда-то мамой. Открыл и начал читать.
“Дорогойчеловек (или не человек, не знаю точно)…”
Он читал медленно. Каждое слово будто дотрагивалось до него – не сильно, но лично. Внутри всё вибрировало, как от неуверенного прикосновения.
Он чувствовал, как что-то знакомое всплыло из глубины. Он не мог определить – что именно. Может, не чувство, а форма чувства. Состояние. Тишина внутри тишины. Он дочитал до конца. И долго сидел с письмом на коленях. Он не знал, почему оно пришло. Или зачем. Он не знал, как писать детям. Он вообще не писал никому. Но он взял листок и ручку. Долгое время он не знал, с чего начать. А потом всё же начал:
“ Здравствуй, Лея.
Ты первая, кто написал мне за много лет. Спасибо за письмо.
Я не собака. И, надеюсь, не капкан.
Пуговицы – хороший способ запоминать время. Я собираю повторения. У меня их много.
Я не умею разговаривать с людьми. Но с бумагой – иногда. Так что можешь писать, если хочешь“.
P.S. Слово «вообщем» – красивое. Но я всё же напишу «в общем». На всякий случай.
Он аккуратно сложил лист. Нашёл конверт. Написал:Лея. Просто Лея.
Город не знаю. Улица тоже.
Но если письмо дошло – значит, адрес работает.
***
Письмо пришло на третий день. Лея уже почти решила, что оно не придёт. А может, и не ждала по-настоящему. Иногда она представляла, что оно просто испарится – как пар с окна: был, и нет. Но в этот день, возвращаясь домой после школы, она увидела в почтовом ящике белый конверт. Без марки. С её именем. Написано тонко, ровно. Почти геометрически. Она замерла, будто письмо могло взорваться. Сердце постучало трижды – коротко и гулко. Как будто проверяло, всё ли в порядке.
Дома она не стала сразу разворачивать. Сначала наложила себе суп – морковный, вязкий, с лавровым листом, как парус в середине тарелки. Бабушка спросила:
– Что-то случилось?
Лея покачала головой. Потом кивнула. Потом снова покачала.
Бабушка не уточняла. У неё была редкая способность не вторгаться. Это была одна из причин, почему Лея её любила.
Сев за стол, она раскрыла письмо. Читала его как будто сквозь воду. Слова были… чужие. И в то же время как будто написаны ей самой, но через несколько лет вперёд.
–
“ Ты первая, кто написал мне за много лет.
Я не собака. И, надеюсь, не капкан.
Пуговицы – хороший способ запоминать время.
Я собираю повторения…”
Лея улыбнулась. Не громко. Не губами. А внутри глаз. Она перечитала фразу: “Я собираю повторения”. Сначала не поняла. Потом подумала: может, он коллекционирует одинаковые моменты? Дни, похожие друг на друга? Это… печально. И красиво.
В этот раз она писала дольше. И чище. У неё появилось странное чувство уважения к собеседнику – как будто Тео был чем-то вроде улитки: медленный, уязвимый, но с домиком из мысли. Она начала с благодарности. Потом про пуговицы. Потом спросила:
