Сон на троих - страница 4



На пятый день после второго письма от Тео Лея пришла домой и увидела, что бабушка сидит у окна. Обычно она лежала – у неё болела спина. Сегодня сидела. Это было странно. Рядом стоял старый деревянный ящик. Он был с запором, как на пиратских сундуках. Лея знала его снаружи. Но не изнутри.

– Это тебе, – сказала бабушка и подтолкнула ящик носком тапка.

– Зачем? – спросила Лея. Она не любила сюрпризы. Они были как незапланированные дни.

– Потому что ты сейчас в возрасте, когда письма перестают быть просто бумагой.

Лея открыла. Внутри были:

• две старые тетради с чёрной плёнкой на обложке;

• набор засушенных цветов в прозрачной плёнке;

• карандаш, обгрызенный до половины;

• и несколько писем.

Не ей. Написаны давно. Чужим почерком.

– Это…?

– Мои, – тихо сказала бабушка. – Я тоже когда-то писала. И получала. С тем, кого никогда не встретила. Почти.

Лея смотрела на неё, как на человека, который вдруг стал другим – как если бы твоя кошка вдруг заговорила человеческим голосом. Не страшно, а… глубоко.

– Ты тоже? – выдохнула она.

– Все мы тоже, – сказала бабушка.

В классе Лея стала молчаливее. Не потому что ей не хотелось говорить. А потому что всё, что хотелось сказать, было предназначено Тео. Он стал как будто полка, на которую удобно класть мысли. И они там не падали.

Учительница однажды спросила:

– Ты что-то рисуешь на полях? Покажи.

Она показала. Там были маленькие человечки из пуговиц. Один с рюкзаком. Один с крыльями. Один в лодке без воды.

Учительница ничего не сказала. Просто забрала тетрадь.

На переменах Лея сидела одна. Как всегда. Но теперь по выбору. Не потому что не подходили. А потому что внутри происходило нечто важное, и отвлекаться на шум было бы предательством.

Письмо №3 – Лея

“ Тео, сегодня бабушка дала мне ящик. Внутри лежали письма, которые она когда-то писала какому-то человеку. Они не виделись. Но у них было что-то вроде истории. Не любви, наверное. А чего-то странного. Я ещё не понимаю. Она сказала, что письма – это форма дыхания. Что иногда люди живут именно через них.

Вы так пишете, как будто у вас вместо костей – слова. Они держат форму. Это приятно. Я даже боюсь отвечать – вдруг сломаю.

Сегодня я узнала, что у учительницы тоже есть тетрадка, где она рисует. Представляете? А я думала, они – просто люди-функции. А они… такие же.

P.S. Иногда я мечтаю, что могу отправлять письма прямо в голову. Без конвертов. Но тогда, наверное, исчезла бы магия”.


***

Когда пришло третье письмо, Тео был… не в себе. Он провёл ночь без сна. Ему приснился автобус – пустой, почти призрачный. Только он и водитель с зеркальной головой. В этом зеркале отражалось лицо Тео, но не его настоящее – а то, каким он мог бы быть, если бы не закрылся внутри себя.

Он проснулся с дрожью, почти плакал, но слёз не было. Лея писала, а он… не знал, как реагировать на заботу. Не умел. Он знал, как быть нужным – на расстоянии, как поддержка, как тихий наблюдатель. Но не умел быть нуждающимся. А рядом с письмами Леи это чувство становилось живым, ощутимым – словно кто-то действительно видел его не как функцию, не как аккуратного молчуна, а как человека.

Он взял ручку.

“ Лея, спасибо за письмо.

Знаете, я впервые подумал, что если бы слова были костями, то я бы, возможно, давно уже сломался. Но, может быть, они как шины. Гнутся. Не ломаются.