Смирившись с тем, что ей придется утешать нового педагога, Евгения Юрьевна рывком открыла дверь класса и замерла, едва переступив порог. 9 «В» в полном составе прилежно строчил что-то в тетрадях, а за учительским столом, закинув ногу на ногу, уверенно восседал… ее сосед?
– Здравствуйте, Евгения Юрьевна! – улыбнулся он, как будто ждал ее прихода с минуты на минуту.
Пытаясь отогнать наваждение, Леднева тряхнула головой:
– Эдик? То есть… Эдуард Андреевич? – быстро поправилась она, отметив боковым зрением, как вскинули головы двадцать пять человек. – Что ты… Вы здесь делаете?
– Веду урок литературы, – невозмутимо отозвался новый преподаватель. – Молодые люди по моей просьбе пытаются создать эссе на тему «Отцы и дети».3
Не найдя, что ответить, Евгения Юрьевна вышла, жестом пригласив Журавского следовать за собой. Дверь закрылась, и класс разом загудел:
– Вы видели, как он на нее смотрел?
– А как она его назвала, слышали?
– Они, наверное, знакомы. Интересно, кто он такой?
– Нет, кто он ей?
Любопытство и желание угодить подругам побороли в Гале Архиповой нерешительность. Она подкралась к двери и, приложив палец к губам с призывом к тишине, слегка ее приоткрыла. Из коридора раздался гневный голос Евгении Юрьевны:
– Эдик, но это же несерьезно! Что за дурацкие преследования? Это, что – розыгрыш?
– Почему, розыгрыш? – смешливо возразил ей Журавский. – Право на труд в СССР еще никто не отменял!
– Ну, вот и трудись на здоровье в своей редакции! – огрызнулась она. – При чем здесь моя школа?
– Я планирую написать повесть о подвигах советских педагогов, решил в полевых условиях собрать материал для книги, – заученным тоном отрапортовал Эдуард Андреевич.
Леднева фыркнула:
– Расскажи это нашей директрисе!
– Уже, – смиренно признался псевдоавтор. – И Власта Эрастовна, в отличие от тебя, мне поверила.
– Ты просто невыносим!
Отчаянье в голосе, секундная пауза и звук поспешно удаляющихся шагов. Галя едва успела отскочить от двери, как Эдуард Андреевич вернулся в класс. Первый раунд был выигран, и Журавский с довольным видом растер ладони.
– Ну, что? Вернемся к теме «Отцов и детей»? – поинтересовался он у притихших девятиклассников.
Белянская не удержалась:
– Предыдущая тема была куда увлекательнее!
Чтобы смутить нового преподавателя, приемчик оказался слабоват. Лучезарно улыбнувшись, он пообещал без тени сомнения:
– Ничего, мои любопытные! И с этим тоже постепенно разберемся.
– Ох, ты! – растерянно пролепетала Лиза, стоя перед расписанием уроков. – А сегодня-то, оказывается, биология!
Демонстрируя полную осведомленность, Виктор пожал плечами:
– Снежана еще вчера всех предупредила. Ее сам Тихон Капитонович просил, потому что…
– Не «всех»! – довольно резко перебил его Задорин. – А «всех, кроме нас»!
Уже полторы недели Сашка испытывал непроходящее раздражение от присутствия Гордеева в их тесном доселе кружке, и редко пытался это раздражение скрывать. Олег, как всегда, постарался сгладить острые углы:
– У нас с Белянской холодная война, временами переходящая в жгучую ненависть, – пояснил он Виктору тоном профессионального переводчика с русского на русский.
Сашка снова вспылил:
– Да, к черту Белянскую! Что мы с биологией-то делать будем?
– А ничего не будем! – рассудительно заметил Клементьев. – Тихон Капитонович ненавидит устный опрос. Он предпочитает беседовать о высоких материях, а не слушать наши ученические бредни. Так что, без паники, справимся!
