Ошарашенная и недовольная таким обращением Маринка честно поведала нехитрую историю – брат все время спал, она отвлеклась на белочку – такую пушистую, спинка серая, а хвостик рыженький. Белка скакала-скакала и прыгнула во-он на то дерево, а Маринка хотела ее покормить, у нее в кармане конфета «Грильяж в шоколаде» с орехами, а белочки любят орехи, правда, мама?
Правда. Понятно. Вернее, ничего не понятно. Никого вокруг не было, а Илюша находился в одиночестве не более десяти минут. Надя в это время накручивала круги вокруг полянки, она бы наверняка услышала подозрительные звуки или заметила бы чужих людей. Но в том то и дело, что никого в то утро в Нескучном саду не было.
Мысли одолевали разные. Преступники-профессионалы, похищающие детей и продающие их для усыновления заграницу. Или на органы. Цыгане – они учат ребятишек попрошайничать и делают на них деньги. Похищение с целью получить выкуп. Надо в милицию. Срочно звонить мужу. И маме. Нет, маме не надо. Нужно что-то делать. Бежать. Действовать. Пока не поздно.
И Надя побежала. Скинула лыжи – так удобнее. Скорее домой. Бегом с горы. Марина еле поспевала следом. Теперь в гору. И вдруг – глаз зацепился за что-то необычное, какая-то деталь, прежде невидимая – и ее как током ударило. Вот оно. Этого раньше не было в заснеженном пейзаже.
Заброшенный каменный грот, давным-давно присмотренный любителями зимних купаний в качестве раздевалки, уже много лет был покинут и необитаем. Он остался на берегу пруда как памятник моржам – смельчакам из Надиного детства, забитый крест-накрест досками, замерзший и одинокий. Сейчас – Надя ясно видела – фанерка, закрывающая вход, была чуть отодвинута, а изнутри лился неяркий, но ровный, словно электрический, свет. В несколько прыжков через сугробы женщина достигла входа в небольшую – полтора на полтора метра (сколько раз в детстве лазила!) пещерку.
Нет, это был не заброшенный грот, а вполне обитаемый. И намного больше, чем Надя представляла себе. За фанерой – лестница вниз (откуда она взялась, ведь раньше ее не было?) Снизу – свет. Робость не входила в число Надиных недостатков, нерешительность – тоже. Приказав дочери ждать снаружи, молодая мать стала спускаться по ступенькам, чутко прислушиваясь. Звуки, доносившиеся снизу, были странными. То есть они были бы обычными в любой другой ситуации, но не здесь, в каменном, хотя и явно обогреваемом подвале: человеческие шаги, спокойные голоса, женский смех. Звук отодвигаемого стула. И – боже мой! – детское лопотание. Голосок ребенка, произносящего звуки, еще не оформленные в слова. Надя рывком открыла деревянную дверь в конце лестницы и ринулась внутрь.
– А, вот и Надежда Ивановна к нам пожаловала! Заждались мы вас.
Голос низкий, насмешливый, незнакомый. Яркий свет. Теплая комната. Надя зажмурилась, вновь открыла глаза. Да, ничего не изменилось. Все так, как она увидела в первый раз – чисто, просторно, вдоль стен детские кроватки, шкафчики, тумбочки. Письменный стол с папками и тетрадками. Две женщины в белых халатах и шапочках – медсестры, что ли? И – дети, маленькие, от грудничков до пяти-шестилетнего возраста. Много. Кто-то в кроватках, кто-то на детских стульчиках. Некоторые на полу на пушистом ковре с игрушками. Рассматривают картинки в книжках. Играют. Улыбаются. На Надю внимания не обращают. Детский сад? Ясли? Когда же они открылись? Почему здесь? Ни вывески, ни опознавательных знаков… Откуда знают ее имя? Почему «заждались»?
