Сон выдр - страница 8

Сегодня вечер пятницы, и мы зашиваемся. Несмотря на то, что я изо всех сил стараюсь не отставать, посуда, тарелки и противни накапливаются передо мной с головокружительной скоростью. Ожидаемой пустоты в голове не возникает. Обычно, как только я надеваю желтые перчатки для мытья посуды, у меня в затылке будто открывается дыра, и мысли стекают вниз по шее и спине. Странный и немного грубый образ, но уж лучше пусть выливаются, чем бурлят в голове.

А вот сейчас дыра не открылась. Я знаю, в чем причина: сегодня, 20 августа, исполнилось ровно четыре месяца со дня смерти Матье. Мысли о брате преследуют меня постоянно, но кажется, с каждым двадцатым числом месяца становится только хуже. Я проживаю отметку за отметкой, но облегчение не приходит.

Иногда гадаю: настанет ли вообще время, когда я перестану так часто вспоминать Матье? Может, это как с возрастом детей – сперва ты фиксируешь каждую неделю, потом каждый месяц, затем переходишь на годы, ведь время летит и мелкие радости и печали теряют свою значимость. Пока скорбь еще свежа, и я представить не могу, как дальше жить без Мата. Это он то мокрое пальто, которое не дает мне двигаться. Мой груз вины и боли. Роскошное пальто, никому такого не пожелаю.

По крайней мере, благодаря Кристин я учусь определять и анализировать то, что чувствую. Видимо, просто признать себя «комком эмоций» недостаточно и никак не помогает мне прогрессировать.

Я знаю, что черпаю свою боль из смерти брата. Все логично. Я не ученый, но и не идиот.

А вот с чувством вины все сложнее.

Было бы легче, останься брат жив: тогда я смог бы разделить ее с ним.

– Что ты имеешь в виду? – спросила меня Кристин на прошлой неделе, когда я выложил ей свои размышления.

– Еще до смерти Мата я чувствовал себя виноватым. Каждый раз, когда закидывался таблетками, все время до того, как наркотики начинали действовать, я просто ненавидел себя. Мне не нравилось то, кем я стал, я больше не узнавал себя. Продолжал твердить себе, что я плохой человек, что делаю дерьмовый выбор. Прежде всего, я знал, что у нас с Матье есть доступ ко всему этому благодаря моей известности: я был ребенком-звездой. Это моя слава открыла нам двери в мир шоу-бизнеса и дилеров. Так что возможность доставать наркотики оставалась на моей совести. С другой стороны, именно Матье начал употреблять первым. В смысле, по-настоящему. Я курил травку уже несколько лет, с пятнадцати, может, с шестнадцати, но все было нормально. Чувствовал, что контролирую ситуацию. Окси – совершенно другое дело. Я бы никогда не прикоснулся к таблеткам, если бы не брат. Но я последовал за ним, и это уже моя ответственность. Короче, вот такое получается разделение вины.

Кристин слушала меня в полной тишине, мягко кивая в такт. Когда я замолчал, она сказала:

– Хорошо, у меня к тебе два вопроса, Джейк.

– Валяй.

– Во-первых, как думаешь, вы действительно разделяли эти чувства? Испытывал ли Матье вину за свои действия?

Я закрыл глаза, снова увидел своего брата на террасе ночного клуба в Калифорнии, в баре в Монреале, в нашей квартире на Плато. Испачканный белым нос, сияющие глаза, уверенная улыбка.

– Может, и нет. Мой брат ко всему относился… легче меня. Он не слишком любил самокопания.

Кристин кивнула. Она явно хотела развить тему, вот только я оказался не готов. Вместо этого я спросил:

– А что во-вторых?

– Ты уверен, что тебя можно назвать плохим человеком?