Сонька. Конец легенды - страница 62
– Вы сказали – шайка-лейка? – повернулся к нему Ефим Львович. – Это вы о нас?
– Простите, оговорился. Вырвалось.
– На первый раз прощаю. Но только на первый, – Губский уперся в стол локтями так, что лопатки остро выступили за спиной. – Рекомендую принять к сведению на будущее. Никакого задержания! Никакого ареста! Никакого последующего допроса быть не может. Только смерть! От рук наших же товарищей! И это будет высшей честью для погибшего. Он – избранный!
В комнате стало тихо, Ефима Львовича в очередной раз стал душить кашель, и он долго не мог унять его.
Приоткрылась со скрипом дверь, в комнату заглянул мужчина.
– Мадам пришла.
– Пусть подождет в соседней комнате. Я сейчас подойду.
Проводив гостей, Губский вошел в соседнюю комнату, протянул руку привставшей со стула мадам Гуральник.
– Здравствуйте, Елизавета Петровна.
– Здравствуйте, Ефим Львович. Рада вас видеть живым и здоровым.
– Я вас также, – он жестом велел ей сесть, сам пристроился на спинку дивана напротив. – Ну, чем вы нас порадуете?
– Радостей мало, скорее проблемы.
– Проблемы тоже иногда приносят радость. Что-нибудь о госпоже Бессмертной?
– Да, ею всерьез заинтересовалась полиция.
– Вас туда пригласили?
Мадам двумя пальчиками поправила очки, с ироничной улыбкой заметила:
– Вы запамятовали, Ефим Львович. Я там служу.
Губский рассмеялся сквозь кашель.
– Полагаете, ссылка отшибла мне память, Елизавета Петровна?.. Я все помню, – достал из кармана платок, вытер рот. – И чем же привлекла полицию мадемуазель?
– Последним налетом на банк. Они составили довольно точный ее портрет.
– Они его вам показали?
– Разумеется. Портрет настолько удачный, что я в какой-то момент растерялась. Затем увильнула от прямого вопроса сыскаря.
– Значит, рано или поздно они могут выйти на нее?
– Скорее, рано, чем поздно. По моим наблюдениям даже дворецкий княжны стал слишком внимательным к артистке.
Губский помолчал, глядя в окно, согласно кивнул.
– Хорошо, я буду думать.
До прибытия парохода на Сахалин оставалось меньше месяца.
Был март, весна уже довольно основательно подплавила снег, он прямо на глазах оседал от идущего от земли тепла, народ в поселке оживал, хмельно радовался скорому теплу, раньше времени сбрасывая с себя тяжелые зимние бушлаты.
Поручик Гончаров пребывал в заметном нервном напряжении, реагировал на все резко, часто немотивированно.
– Пароход в Александровск прибудет через три недели, – говорил он, сидя на стуле и глядя в пол. – К этому времени все должно быть готово.
В его комнате находились двое – Сонька и Михелина. Мать стояла рядом с дочкой, которая также сидела на стуле. Живот у нее был весьма заметен, она прятала его под длинным неудобным пальто, полы которого регулярно разъезжались, и приходилось все время поправлять их.
– Что значит – все готово? – не поняла Сонька.
– Все! – Никита поднял на нее глаза. – Вам никогда раньше не приходилось бегать с каторги?
– Приходилось, – спокойно ответила женщина. – Но я всегда рассчитывала исключительно на себя. Теперь же приходится надеяться на вас.
– Приходится?
– Да, приходится. Потому что я отвечаю не только за себя, но и за дочку.
– Добавьте еще – и за мужа тоже.
– Да, и за мужа.
– Соня, – попыталась снять возникшее напряжение Миха, – мы с Никитой многое уже обсудили, теперь осталось только дождаться парохода.
– Но я должна иметь хотя бы элементарное представление, к чему готовиться.