– Замечал, – ответил Андрей. – Она своим навязчивым вниманием крайне раздражает меня.
– Тем не менее, опасайся ее. Отвергнутая дама с исковерканной судьбой может преподнести самые неожиданные сюрпризы.
Той ночью Табба не спала.
Дверь ее спальни плотно прикрыта. Сама актриса сидела за небольшим чайным столиком, на котором стояли две винные бутылки, одна уже была выпита, вторая опорожнена наполовину.
Катенька сидела напротив, смотрела на госпожу с болью и состраданием.
– Скажи, милости ради, – бывшая прима налила бокал почти до края, – что мне делать?
– Ложиться спать.
– Будешь хамить, тотчас получишь по морде!
– Но вам и правда лучше лечь спать.
– Ты меня не расслышала.
– Расслышала. Но вдруг придет хозяйка, и может случиться скандал.
– А мне плевать!.. Слышишь, плевать! Я хоть завтра могу собрать манатки и покинуть эту вонючую гробницу! Я задыхаюсь здесь, мне нечем в этих стенах дышать, я схожу с ума! Ты это понимаешь?
– У нас нет денег, чтобы снять приличное жилье.
– Как ты сказала?.. Нет денег?
– Мы с вами живем за счет княжны.
Бессмертная с трудом поднялась с кресла, направилась к серванту. Она выдвинула один из ящичков, добралась до ящичка потайного, вынула бархатный мешочек с Черным Моголом.
Положила золотую коробочку на стол, открыла ее.
– Смотри!
Бриллиант дышал, манил, завораживал.
– Что это? – шепотом спросила Катенька.
– Черный Могол!.. Прекрасный и страшный! Из-за него погиб князь Брянский.
– Откуда он у вас?
– Не твое свинское дело! – слегка покачиваясь, ответила бывшая прима и захлопнула крышку. – Он бесценен!.. И если я продам его, то обеспечу всю свою жизнь!.. Куплю все и вся! Даже этот поганый склеп!.. Со всеми потрохами! Даже с княжной вместе!.. Ты не веришь? – спросила она, заметив удивленный взгляд прислуги.
– Верю, госпожа, – ответила та смиренно. – Но лучше мы поговорим об этом завтра.
– Поговорим? – изумилась актриса. – Это я с тобой должна «поговорить»? А кто ты такая, что я должна с тобой разговаривать?
– Вы неверно меня поняли, госпожа.
– Я – Бессмертная! Прима оперетты! На меня ломился весь Петербург! Я хоть завтра могу пойти в этот смрадный театришко, и они мозгами двинутся, что я снова на сцене! Театр опять оживет, потому что мне нет равных! – Табба наклонилась к прислуге, взяла ее за воротничок, притянула к себе, зашептала: – Я недавно была в театре! Они меня не узнали, а я всех этих тварей увидела! Эта ничтожная мразь… бездарь… Изюмов в швейцарской ливрее – кланяется, скалится, приглашает, заискивает, ручки всем лижет. А Гаврила Емельянович, скопище лжи и предательства, тут же визиточку сунул! Звоните, приходите, – она ударила по столику кулаком. – Вот вам всем! Не дождетесь! Я если и войду в театр, то совершенно с другого входа.
– А может вам и вправду стоит вернуться в театр? – с надеждой спросила Катенька.
– А вот это уж нет! – поводила актриса пальцем перед ее лицом. – Увольте! Телега под названием «театр» проехала! Я теперь живу другой, совершенно другой жизнью! Ты даже не догадываешься, какой.
Прислуга неожиданно насторожилась, поднесла палец к губам.
– Кажется, госпожа.
– Пойди, глянь.
Пока Катенька ходила глянуть, что происходит в доме, Табба торопливо подошла к серванту, спрятала бриллиант, вернулась на место.
Катенька, вернувшись, доложила:
– Княжна провожает князя Андрея. Как бы к нам не заглянула.
– Закройся на ключ и не открывай.
Девушка выполнила приказание, принялась убирать со стола посуду.
