Сопереживая. Две повести о музыкантах - страница 6



Разрушались старые нормы, устои, связи. Полностью прекратили своё существование худсоветы и другая цензура. Стали называться группами бывшие ВИА (звучало бы смешноватенько: ВИА «Драйверы», поэтому мы себя называли только группой). А если говорить не о музыке… Я помню, как недоверчиво вертел талоны на продукты питания в своих руках, как простаивал без заказов наш Дом печати, как расформировали больницу, где работала моя мама… А вскоре и Джон вернулся из Ленинграда, оказавшись безработным музыкантом. Да, Элвисов уже не было.

Словно вслед за Джоном, появилась в Минске и осела тут ненадолго Алиса Форте, вынужденная приостановить свои наладившиеся гастроли по стране Советов, которой уже не стало.

Так и приблизился к концу тот непредсказуемый 1991-й год.

Что же у нас там дальше по дневнику? Читаю…


Первый час первой ночи 1992-го. С Новым годом!

Надо же! Встречаю Новый год в новой компании Джона! Он, блин, взял и представил меня как очень перспективного музыканта. Даже неловко как-то…

Как здорово, что наши пути не разошлись. А Джон до сих пор сожалеет, что Драйверы распались. Но расслабляться мне не даёт. Советует скоренько – в этом году – поступать в Институт культуры на народное отделение по классу гитары или на эстрадное, или хотя бы на режиссуру массовых праздников.

Главное, говорит, вышку иметь, тогда больше возможностей вращаться в сфере культуры. Он даже со своим высшим техническим вращаться научился.

– Теперь, Алекс, когда железный занавес отвис, все дороги закрытые откроются. Шоу-бизнес и всякое такое…

– И что же шоу-бизнес и всякое такое пропагандировать будут? – задал я ему вопрос, неожиданный даже для меня самого. – До коммунизма не дотянули, а капитализмом брезговали…

– Ну, наверное, спробанём воспевать… гибрид какой-нибудь. Или маму-анархию, о которой Цой пел, – ответил он неожиданно для себя самого.

А я хотел бы вот что: простого человеческого счастья, независимого от всяких там политических систем.

Ладненько, ставлю точку. А то зовут меня к столу. Иду уже…


* * *

Я отвожу глаза в сторону и вспоминаю тех, кто был в той новогодней компании…

Одни из них неплохо поднялись и нашли свою нишу в музыке, другие стали ещё круче, чем были. А третьи, наоборот, исчезли куда-то со сцены жизни. Но главное, что Джон познакомил меня с Мартином – настоящим иностранцем, немцем, который по-русски лучше пел, чем говорил.

Оказалось, что Мартин был лично знаком с Алисой Форте. И даже с Алой Пугачёвой. А ещё он сообщил мне, что в августе-сентябре наступившего года в Москве будет кастинг для одного крутого проекта. Нужны хорошо поющие, молодые, красивые парни, а именно – двое. В женском кастинге выберут двоих девушек. Получится, вокальный квартет – своего рода АББА на новый манер, да ещё и русская.

Из уст этого продвинутого европейца я впервые услышал слово «кастинг», а слово «проект» – тоже впервые применительно к музыке. Пока переваривал услышанное, Джон, уже знавший об этом кастинге, кивнул мне многозначительно: мол, готовься, это твой шанс.

– Да, вряд ли мне что-то светит. Я даже никогда и не пел всерьёз, – высказывал я Джону свои сомнения, когда мы шли всей компанией к главной ёлке новорожденной страны.

– Ты не пел всерьёз? А кто вместо Кэт, когда та резко заболела, улётно спел три наших песни на концерте в моей альма-матер?! Забыл?

– Ну, ладно, альма-фатер. Было дело, было. Словно в каком-то другом измерении.