– Согласен, Ванюха-Джон. Сам хотел уже взяться за чистоту своих измышлений и изречений.
– Считай, что я тебе помог…
Джон мне ещё пару советов дал. А я ему – клятву стать настоящим Алексом из бомонда. Затем Джона снова кто-то отвлёк, и я так и не успел сказать ему, что приятно удивлён переменам, которые так ощутимы в нём. Заботится обо мне, как отец родной.
На этом – пока финиш.
Прощаемся.
Полночь миновала. 4 января уже. Перевариваю…
Перевариваю и смиряюсь…
Дело в том, что звонил Джон и пригласил меня в Рифы (какое счастье, что наше кафе не стёрлось с лица города в этой перестройке-переломке вокруг!!!) – сыграли с ним в дуэте в качестве безвозмездной поддержки престижа сего храма молодёжной культуры.
Надо же! Не играли вместе чуть ли не целый год, а жгли, как по маслу. Пел, разумеется, я – по приказу комбата Джона. Думали, что публики будет мало, а оказались в аншлаге… Эх, жаль, что он в звукачи подаётся, и нам не светит дальше играть вместе…
После выступления сели за столик в дальнем уголке, Джон и говорит:
– Я ведь с тобой в последний раз не успел на одну темку договорить. Интимную.
– Ух, ты… Ну, давай. Я слушаю.
– Да это ты давай. Слушаю я.
Тут я подвисаю немножко. А Джон конкретизирует:
– Про свою проблему говори любовную и не красней. Передо мною смущаться, братишка, – это не та тональность…
В общем, чувствовал, что держать в себе всю эту мелодраму больше, действительно, не могу. Но и начать откровенничать тоже не могу. Молчал как олух…
Тогда Джон многозначительно посмотрел на меня и начал, вернее, продолжил сам:
– Я свою первую любовь, увы, толком и не помню… Было это в десятом классе. Она была уже первокурсницей иняза и пришла в нашу школу на дискотеку к своей подруге. Потанцевали. Поговорили мило. А потом, бац, – наш школьный ВИА на сцене, а я у микрофона с гитарой. Она от меня в восторге… Летом встретились пару раз. В кино сходили и на концерт Песняров. А потом я поступал в РТИ, а после экзаменов резко на море рванул. Помнишь, тебя ещё звал с собой?.. А потом и учёба началась – закрутился денно и прочно, не позвонил ей ни разу. А потом у меня какая-то шиза в башке клеманула, и я за каждой юбкой бегать стал – денно и срочно. Только ни с кем у меня из этих Тань, Марин и Ань даже близко не было тех… Как бы это сказать?.. Тех ярких, сердечных, даже, наверное, чистых чувств, которые дышали в моей груди по отношению к той первокурснице. Секс был со многими, а вот таких чувств – не было. Но я только сейчас въехал, что секс и любовь – это, как земля и небо, – ни одно и то же. Я, болванчик, ведь даже имя её забыл, и черты лица – тем более. И, разумеется, номер телефона где-то посеял. Где ж мне теперь её искать?..
Он глубоко вздохнул, а я молча подумал о том, что среди всех перемен за последние годы меня больше всего потрясла всё-таки эта перестройка в Джоне. Внешние перемены даже в масштабах всей страны как-то отходят на второй план, когда в твоём друге рождается новый, более сильный. умудрённый житейским опытом человек.
– Так что, братишка, у тебя такой оплошности, надеюсь, не будет. Ты свои чувства не распыляешь на всяких встречных-поперечных. Мне порой кажется, что встреть я ту бывшую первокурсницу, тех светлых, чистых порывов к ней уже не испытаю.
После этих слов он опустил голову, будто осуждённый на скамье подсудимых, а я на несколько мгновений ощутил эту его душевную тяжесть, как собственную.
