Сопротивление (сборник) - страница 2



Сегодня я немного при деньгах.
По Невскому идут дожди.
Одним глотком допить, когда остынет.
По Невскому идут дожди.
Секунду подождать,
Пока настанет,
наступит сердце.
По Невскому идут дожди.
Отчаяться,
Со всеми распрощаться.
По Невскому идут дожди.
Отчаяться
И одному остаться.
По Невскому идут дожди.
По Невскому иду под фонарями,
Словно под фарами,
Просвеченный насквозь.
– Бегите первая.
Даю Вам нынче фору.
А ежели всерьез,
То отлюбил, отщелкал.
И нету радости – живу или умру.
К стеклу троллейбусному прижимает щеку.
Дожди стекают по ее щеке,
И я никогда ее больше не встречу.
Дурачится с мил-другом за стеклом.
Проехала.
Промчалась.
Протекло
Меж пальцами.
А ежели всерьез –
Насобирать прошедших ливней в горсть,
Припасть,
Захлебываясь, выбраться на сушу,
Насмешничать над разными богами,
Которые дно бороздят дождями,
Вылавливая утопленницу – душу мою.
Судачат, что распутницей была.
Распуталась.
Вниз по Неве сплыла.
И я никогда ее больше не встречу,
Когда она вниз по Неве плывет и плачет,
За отраженные цепляясь фонари.
Она мертва, но уплывать не хочет.
Сотри свои глаза и не смотри.
Зачем тебе угар ее агоний?
Последняя горячечная речь:
Что было – было.
«Было» не догонишь.
Что будет – будет.
«Будет» – не сберечь.

Тетраптих памяти Леонида Аронзона

Я позабыл древнюю стихотворную игру. Я просто люблю.

Аполлинер
Кафетерий на углу
Владимирского
И Невского…
– Ротонда?
– Вам все еще никак
Париж не позабыть?
Ширали
Нам целый мир чужбина.
Отечество нам Царское Село.
Пушкин
Борису Куприянову
Боль твоя высока.
Разве только собака услышит.
Или Бог.
Если он еще не оглох, как Бетховен.
Ничего он не видит.
Ничего он не слышит.
Знай себе музыку пишет.
До него написал ее Бах.
Милый мой,
Как ты плох.
Ты небрит, и разит перегаром.
Ты к «Сайгону» подходишь, чтоб одному
не стоять,
Глаз на глаз с этим городом.
Мимо девушки ходят,
Проходят,
С крепким туристским загаром.
Тебе хочется,
Очень хочется,
Их целовать.
Эти девушки любят поп-музыку,
А ты им в висок наставляешь
Дни и раны свои,
Некрасивый свой рот разеваешь,
Межзвездным озоном рыгаешь,
Полюбить и отдаться пугаешь.
Слава Богу, не слышат они.
И проходят…
Уходят…
Ты смотришь им вслед,
Но недолго.
Мой бедный,
Мой славный поэт.
Достаешь записную и пишешь.
Ничего ты не видишь.
Ничего ты не слышишь.
Знай себе, музыку пишешь…
Петру Чейгину
Ты подходишь к «Сайгону», чтоб одному
не стоять
Глаз на глаз с этим городом.
Ты не высок,
Потому и не горбишься.
Экий грибок. Панибрат.
Время грибное стоит.
Доверху наполнив лукошко,
Босоногая девочка
Спит
И видит тебя.
Ты глядишь на нее,
Сквозь витрину,
В окошко.
Время грибное стоит.
Под асфальтом грибная земля.
Иногда, вспоминая про это,
Грибником просыпаюсь и я.
Каково же тебе,
панибрату,
Осенним лесам?..
Собирай, твое время поспело.
Собирай, пока есть тебе дело.
И лесов не останется нам.
И грибов не останется нам.
Разве что шампиньоны в пещерах бомбоубежищ.
Виктору Кривулину
Когда душе захочется пожить
Четырехстопным ямбом,
Я сажусь
на Витебском в одну из электричек
И еду в Царское Село.
Сажусь.
Гляжу в окно, уткнувшись лбом в стекло.
Дождь длится.
Осень процветает за стеклом.
Город выносит новостройные кварталы
к железной колее.
Пытаюсь понять их смысл. Их музыку.
Да, это музыка
Пускай она суха, словно проезд по пишущей
машинке,
Но это музыка.
И под нее живут.
И, более того, порой танцуют.
И, более того,
Я – выкормыш барокко –
Танцую музыку, назначенную веком двадцатым.
Впрочем,
если говорить об архитектуре,
То я думаю, что, когда архитектор