Сопротивление (сборник) - страница 3

сможет организовывать

Пространство в архитектуру

С тем же произволом, с которым я

Организовываю язык в поэзию,

Когда он,

Несчастливый в любви как Аполлинер,

Скажет:

– Я позабыл древние законы архитектуры,

Я просто люблю, –

То, наверное,

Искусство его станет называться барокко.

Хотя, наверняка, оно перестанет

Называться архитектурой.

Тебе же, Кривулин, я говорю, что не стоит

гальванизировать

Канонические формы стихосложения.

Ибо они, всё одно

Воняют.

Надо глубоко забыть,

Забить в себя

Мастерство, нажитое до нас.

А свое собственное

Творить сиюминутно.

Так давно тебя не было в «Сайгоне»!

Жив ли ты?

Михаилу Богину

(посвящение снимается)

И ты, мой друг, участвовал в заездах,

Где небо в девках и в стихах.

И возле

Судьба чудит уже который год,

Над суетою нашей торжествует,

Весною каждый заново листвует,

А осенью стихами опадет

Под ноги мальчику.

И замедляет бег

Лицейский мальчик,

Кровный мой,

Мой дерзкий,

Не обделенный царскосельским детством,

Как ты,

Как я,

Как наш свирепый век!

«Где изгибы Фонтанки…»

Где изгибы Фонтанки

Женственны, словно Сирены,

Одиссей Петербурга

Ушей не заткну для измены.

Флибустьер и наездник.

Легкие полнятся ветром.

На мили живу.

Меня не измеряешь

Метром.

Метроном.

Я блокадник

Не по звукописи,

А по роду.

Дед лежит в Пискаревке.

Порода

Поддержит породу.

Где живет мой Петрополь,

Где я,

Как Петрополь, живу.

Как окно,

Что Европа?

Вечер.

Играются склянки,

Как изгибы Фонтанки.

Изгибы Фонтанки.

«На Троицу я был на кладбище…»

На Троицу я был на кладбище.

Мой дед в сорок втором зимою не дождался

Своих ста двадцати пяти.

И умер в семь.

Хлеб в восемь выдавался.

За два оставшихся талона

Был зарыт,

А довезён на санках до кладбища

Моею матерью

И её сестрой

Нынче моею крёстной.

Бесхозный ж труп

Валялся в большом количестве

И был зарыт весной,

Когда оттаяло.

Теперь здесь братское.

Погода.

Многолюдь…

Декабри

(Андрею Вознесенскому)

Ибо времени мало.

Времени стало в обрез.

Под полой

И под пулю.

С крестом.

Под звездою.

Иль бес

Меня водит,

Иль как водится, так и живу.

Это время наводит

Дуло и

Дулю свою.

Зачерпнуть декабря,

Захрустеть леденцом на зубах.

Тишина.

Или где-то собачий мне слышится брех.

Или Бог.

Ибо надо же слышать и слышаться в этом миру.

Быть собакою певчей.

Быть собакой.

Иль певчей вперехлест голосить на юру.

На юру.

На кресте

Поюродствовать,

На звезду и за суку повыть.

«Пес твой, вою, эпоха» –

Вознесенский.

Но волчьего в нас не избыть, Вознесенский.

Тишина.

Зачерпнуть декабря,

Захлебнуться,

Застыть декабрем.

Каждый год под картечью, как мухи.

Но, может, к весне оживем

И всплывем.

Это время

Подводит нам вымя,

Но дульным зрачком

Ввергнет,

Как перчатку нас вывернет,

(кажется, Вознесенский),

Ввергнет.

Щенячье и сучье зачтет, Вознесенский.

Соловья

раз спросили:

Что роза ему, соловью?

Как поэту Россия –

На шипу

(Топ и шип).

Но люблю,

Но пою.

Жизнь подобна свирели.

Свирель свирепей в унисон

В декабри и в сирени,

И в горе, и в роды,

И в стон

Этой самой эпохе.

Приложиться к тугому соску

(Жизнь, зашедшую в похоть,

Петь.)

Богородицу?

Б…?

Но сосу.

На 25-летие Борису Куприянову, родившемуся в г. Пушкине

Где двадцать пять –

Там вот еще чего:

Помимо связного уже полета

Души, которая расщеплена в перо,

Где двадцать пять вокруг пера свело,

А сколь еще –

уж не твоя забота.

Где двадцать пять –

Там царскосельский бог.

Ах, как он там!

«При кликах лебединых».

Я музу пробовал

На молодой зубок!

Я разумею – пробовал свой век,

Мы вслед за ним,

А в осень – особливо.

Назад Вперед

Сопротивление (сборник) - страница 3

Похожие книги