Тупик…
– Слушай, – наконец прерывает затянувшуюся паузу кавказец, – мы уже десять минут тут сидим. Мы уже почти приехали, езды осталось не более трёх минут. Я плачу тебе за эти три минуты десять рублей. Этого что, тебе мало?
Говорит он это всё спокойно, рассудительно, без наезда, и я понимаю, что это действительно шанс «сохранить всем лицо». Он прав, чем сидеть здесь в темноте под дождём неизвестно сколько, уж лучше через три минуты высадить его, да ещё и червонец срубить.
Я бросаю взгляд в его сторону и поворачиваю ключ в замке зажигания.
– Ладно, поехали. Не ночевать же здесь, с тобой. Дорогу показывай.
Мне показалось, что кавказец с облегчением принял моё решение.
…………………………………………………………………..
Мотор послушно тарахтел, дворники исправно смахивали, как могли воду с лобового стекла, фары резали ночную темноту пустых (как будто навсегда обезлюдевших) переулков купеческого Замоскворечья.
Ехали молча. Только кавказец, указывая направление, говорил: «Здесь направо. Налево. Теперь направо.».
Петляя по тёмным переулкам, мы скоро заехали в совершенно точно нежилой район из двух и трёхэтажный облезлых домов, лепившихся один к одному, постройки явно не нашего столетия.
– Теперь сюда, в арку.
Заруливаем в арку нежилого дома (заколоченные двери, выбитые стёкла окон), за ней небольшой внутренний двор, за ним ещё один такой же дом с такой же аркой и тоже не жилой.
У въезда во вторую арку кавказец объявляет.
– Всё, приехали.
Я останавливаю машину прямо перед второй аркой. Про себя отмечаю, что действительно ехали не более трёх минут («не соврал, однако…»).
Кавказец вылезает из машины, он как-то сразу повеселел, во взгляде и движениях появилась уверенная вальяжность…
Помедлив, с ядовитым прищуром спрашивает.
– Так сколько я тебе должен?
Какое-то нездоровое напряжение повисает в воздухе.
– Ты же сам сказал – червонец.
Я пытаюсь спокойно улыбнуться, но чувствую, что улыбка получается какой-то кривой.
– Да?
Всё же червонец?
Иезуитская усмешка кривит его лицо, а рука его опять нырнула внутрь куртки.
Я понимаю, что через мгновение опять увижу в его руке чёрный ствол, направленный прямо мне в переносицу, и здесь, во дворе каких-то заброшенных построек прошлого века, среди ночи и дождя – это уже совсем, совсем плохо…
– Ладно, ладно, плати, сколько считаешь нужным, мне лишние проблемы не нужны.
С досадой отмечаю, что откуда-то вдруг взялся у меня этот примирительный тон. Ловлю на себе его насмешливый, оценивающий взгляд.
Помолчав, кавказец добавляет.
– Тебе повезло. Я сегодня добрый…
Он достаёт пустую руку из-за пазухи, потом лезет в другой карман и бросает смятую трёшку на пассажирское сидение.
– Осторожней на дороге, Шумахер! – с усмешкой напутствует он меня и захлопывает дверь моей НИВЫ.
Я вижу, как он поворачивается ко мне спиной и спокойно, не торопясь, удаляется в свете моих фар в глубину второй арки, ведущей куда-то в темноту. Я перевожу взгляд на смятую трёшку на пассажирском сидении, потом на раскачивающуюся спину уходящего кавказца и острое чувство (как от полученной оплеухи) жжёт меня. Мелькает шальная мысль, что если сейчас дать по газам, то кавказцу в арке не увернуться… Я кладу правую руку на рычаг переключения скоростей, но что-то останавливает меня («Спасибо тебе, мой Ангел!»), волна гнева откатывает, кавказец, пройдя туннель арки растворяется в темноте ночи, и я втыкаю заднюю передачу…
