– Ты снова закурил? – спросил Корхарт едва шевеля губами. – Старый ты мешок с костями…
– С чего ты взял? – Ломак отставил кружку и поправил подушку в изголовье раненого. Ивлин был порядком удивлён тем, что подопечный находится в сознании. Сердце внезапно наполнилось надеждой, что друг и впрямь выкарабкается, а в ответ где-то в закоулках сознания шевельнулась чёрная тень, шептавшая по ночам страшные слова…
– От тебя несёт табаком, – промолвил Рон едва различимо, – а ведь мы спорили, что ты сорвёшься!
Рон говорил тихо, с трудом проталкивая слова из горла; звуки мешались с тяжёлым сиплым дыханием и, казалось, что говорит астматик в период обострения своей болезни.
– Ты проспорил нам с салагой… Сколько дней продержался? Надо посчитать дни и отнять из твоих денег… Так сколько?
– Почти три месяца, наверно, я не считал, – ответил Ивлин хмуро. Он с тревогой заглядывал в лихорадочные глаза друга и боялся, что у того вновь кровь пойдёт носом. – Ты бы лучше помолчал, ты ещё слишком слаб.
Корхарт перехватил взгляд Ломака и тронул за руку:
– Я уже слишком слаб, так что дай мне поговорить… Где пацан?
– Позавчера поехал тюленей добыть. Должен к вечеру вернуться.
– Понятно, – Рон откинул голову и уставился в потолок. – Ты поаккуратней с ним, он что-то недоговаривает.
– О чём ты? – нахмурился начальник.
– Ему здесь не место, – пояснил Корхарт, с трудом произнося слова. – Он тут с нами, как в тюрьме, но и наружу не рвётся. Он здесь прячется, прячется и врёт нам. А может чего задумал, – добавил раненый, стиснув брови. – Сложная ситуация у нас сейчас, Ив… Будь с ним поосторожней. Не доверяй ему!
– Ты про его несуществующий роман, который он якобы пишет?
Раненый поморщился и попытался пожать плечами:
– Может и пишет, хрен его знает…
«Ни черта он не пишет! – крутилось на языке у начальника станции. – Я проверял!»
Корхарт тяжело вздохнул и продолжил мысль:
– Складно он говорил про роман, про Север и про нас с тобой. Поэтично, что-ли… Название мне понравилось даже, но вот только врёт он всё равно – про всё остальное уж точно! Боится он чего-то и скрывает что-то. Помнишь моего сводного брата из Денвера – Майкла? Он был у нас проездом в гостях, когда ты с Джейн вернулся из Майами и вы пришли в гости?
Ломак нахмурился и напряг память.
– Лысоватый, кажется… невзрачный такой и худой? Весь вечер молчал?
– Он самый. В тот вечер после вашего ухода он сильно напился и его, что называется, понесло… Он мне признался, что третий год не слезает с героина, потому что случайно убил человека.
Рыжие брови начальника станции удивлённо поползли вверх.
– Кто, этот тихоня весь вечер, пялившийся в свою тарелку?
Пристально глядя в распахнутые глаза друга, Корхарт продолжил:
– Он сказал, что его попытался в подворотне ограбить пьяный латинос с пистолетом – и Майкл тогда решил, что этот верзила застрелит его в любом случае независимо от наличия баксов в кошельке. Сказал, что прочёл это в глазах грабителя. Поэтому, когда доставал кошелёк из кармана, не раздумывая ударил парня отвёрткой в грудь!
– Откуда у него была отвёртка? – спросил недоверчиво Ломак. – Я имею ввиду: кто таскает с собой отвёртку?
Раздражённо отмахнувшись, Рон пояснил:
– Он тогда работал на кабельный канал – у него их дюжина была! Тебя больше удивляет наличие у него отвёртки или то, что он заколол ею человека? Он его убил – и я ему верю!
– Почему?
– Да потому что ты бы видел его глаза!.. – Корхарт застонал то ли от боли, то ли от волнений и воспоминаний. – Майкл сказал, что не может забыть взгляда того парня, которому всадил отвёртку между рёбер.
