Совершенство - страница 78

Одного взгляда на умолкшие двигатели генераторов было достаточно, чтобы понять – произошла непоправимая катастрофа! Замёрзшие фонтаны эмульсии, застывшее кристаллизованное масло, разорванные радиаторы и ледяной каток в пару футов толщиной на полу. Не в силах сдержать поток брани, Эйдан стал обходить помещение инспектируя лучом фонаря порванные трубы с замёрзшим маслом, обросшие инеем бесполезные батареи… Осторожно переступая по зеркальному скользкому полу, полярник с отчаянием фиксировал факты, приведшие к непоправимой трагедии, и никак не мог отыскать причину произошедшей катастрофы. Случайно подо льдом, в зыбком луче света, он заметил вмёрзший в толщу фонарик и ледоруб, а рядом нечто напоминавшее перекрученный шарф, вытянутый в одном направлении. Парень по инерции шагнул в сторону своей находки, отслеживая лучом фонаря, – и внезапно увидел страшное изуродованное лицо, застывшее в прозрачном льду!

Эйдан вскрикнул и резко отшатнулся, упав на скользком полу. С минуту он сидел, вжавшись в стену, выставив в дрожавшей руке фонарик – слабый луч света плясал на искрившемся льду. Тяжело уняв сбитое дыхание, Эйдан поднялся и, едва преодолевая истерику, шагнул к страшной находке. Несомненно, он нашёл мёртвого Ломака. Вмёрзшее в лёд тело оказалось сильно изувечено, особенно лицо, от мягких тканей которого, ничего не осталось. Эйдан зажмурился и принялся стучать ладонью по лбу, пытаясь вытрусить из головы жуткие пустые глазницы, оскал обглоданной безносой маски подо льдом. «Не смотри! Больше не смотри ему в лицо!» Потупив взгляд, он увидел задранный к шее свитер погибшего, оголённый и разорванный живот из чрева которого вилась требуха, которую Эйдан принял за шарф…

Выскочив на улицу, он согнулся в спазме боли и рвоты, но отощавший, за время скитаний и недоедания, желудок, не хотел расставаться с едой. Ридз стоял на коленях, и согнувшись, отплёвывал горькую слюну да утирал слёзы; волком выл на высокие звёзды, в бессилии запрокинув голову. Отчаяние, захватившее все мысли полярника, припёрло к стенке и, взяв за горло, спрашивало голосом Ломака: «Что же ты будешь теперь делать, салага?»

Воздвигнутая, незадолго до гибели, начальником станции печь шумно и жадно ревела, пожирая в своей раскалённой утробе доски, некогда являвшиеся частью дивана. Мысль о том, чтобы спать на месте, где раненый Корхарт истекал кровью, казалась Эйдану отвратительной и пугающей. «Дышать тяжело, мне дышать тяжело!», – звучал испуганный голос Рона в ушах, пока молодой полярник с остервенением срезал обивку и брезгливо косился на тёмные бурые пятна. После, Ридз долго сидел у нагретого железного бока Грудастой Молли, смотрел в блики пламени на дощатом полу и пил чай. Время от времени, он подымал глаза и осматривал запертую изнутри входную дверь. Отчаяние уже не хватало за горло и не пыталось говорить голосом мёртвого начальника, но в каждом тёмном углу помещения, – куда бы Эйдан не повернул голову, – он видел облик Ломака, с тоской смотревшего из темноты. С вопросом на живом (слава богу!) лице: «Знаешь, как это случилось?», уже мёртвый начальник станции растворялся во мраке, будто тонул в чёрной воде. Эйдан угрюмо кивал в знак согласия и запивал кивок чаем. Воображение рисовало жуткую развязку в техническом помещении и каждый раз добавляло всё новые и новые детали (детали, сука!) среди которых одна, всё же, оставалась неизменной – мертвец, нападающий на человека! Необъяснимое и, тем не менее, жгучее чувство вины давило где-то внутри, мешало дышать и обдумывать дальнейшие планы. «А ведь ты догадывался… догадывался, – шептал внутренний голос осуждающе. – Ты никогда не мог отстоять свою точку зрения! Ты же чувствовал, что с Корхартом что-то не так, что он не просто умирает, а увядает, сражённый тем, чем его заразила псина! Старина Ломак был слеп, – он слишком дорожил своим другом, чтобы увидеть очевидное, – но ты, ты-то не слепой!»