Советское прошлое в политической риторике современной России - страница 4

В новых независимых государствах, входивших ранее в состав СССР, обстоятельства, связанные с дезинтеграцией Советского Союза, нерешенность вопросов формирования гражданской нации и государства актуализировали противоречия между трактовками национальной общности, основанными на гражданских или государственных и иных, в том числе этнических, критериях; или, как определяет Р. Брубейкер, между «государственно-фреймированными» и «контргосударственными» трактовками. Первый вариант членства и идентичности базируется на принадлежности к определенному государству с его территорией и институтами, второй – на альтернативных основаниях. В связи с этим возникает второй важный вопрос – о том, какие особенности «государственно-фреймиро-ванных» и «контргосударственных» трактовок нации присутствуют в образе СССР, транслируемом различными политическими акторами России. Ответ на этот вопрос выводит нас на более широкую проблему условий и перспектив воспроизводства и (или) преодоления советского символического и институционального наследия, формирования государства и нации в современной российской политике и политической жизни других постсоветских государств.

Другой фактор использования прошлого для конструирования настоящего – характер политического режима и политического соревнования.

Развивая ренановскую метафору «повседневного плебисцита», логично прийти к выводу о том, что ведущиеся в публичном пространстве дебаты об историческом прошлом не всегда служат механизмом солидаризации, а, напротив, могут приводить и к дивергенции. Отличающиеся достаточной широтой, интенсивностью и продолжительностью публичные дискуссии способствуют формированию фреймов для интерпретации политических проблем и таким образом влияют на политические процессы и их динамику [Art, 2005]. Обеспечивая селекцию политически пригодного прошлого, публичные дискуссии с активным участием представителей политических элит способствуют поддержанию устойчивости ядра исторической мифологии того или иного сообщества. Прошедшие такой квазиестественный отбор исторические нарративы сами могут выступать фактором стрессоустойчивости сообщества, причем стрессоустойчивостью в данном случае является не просто способность адекватно реагировать на внутренние или внешние вызовы, но и способность мобилизовать внутренние ресурсы сообщества, не задействованные в рутинных обстоятельствах.

Однако такая модель публичных дебатов и соревнования дискурсов характерна лишь для конкурентных политических режимов. Альтернативная модель – ее можно назвать иерархической – состоит в утверждении нарратива при помощи инструментария, основную роль в котором играют методы политико-идеологического и государственного принуждения. Предельными случаями реализации этой модели выступают метанарративы идеократических режимов. Согласно Г. Гиллу, исследовавшему советский метанарратив, речь идет о совокупности «дискурсов, в упрощенной форме представляющих идеологию» [Gill, 2011, p. 3]. Подобные метанарративы отличаются высокой степенью идеологической индоктринации; ограничением вплоть до полного подавления / жест-кого регулирования властью дискуссий об историческом прошлом и развитии нации (наций); акцентированием (в частности, в СССР и социалистической Югославии) наднационального характера государственности и подчиненной роли факторов этничности в отношении декларируемых политическим режимом задач государственного строительства.