«Совок». Жизнь в преддверии коммунизма. Том II. СССР 1952–1988 гг. - страница 37
Это был великий эксперимент.
Когда я после института приехал в Куйбышев, я был еще комсомольцем. На комсомольских собраниях был активен и, как мне напомнили несколько десятилетий спустя, критиковал Кузнецова. На того, кто мне об этом напомнил, это произвело такое впечатление, что, вот, запомнил. А я забыл, как о рядовом собрании. Кузнецов, не Кузнецов – какая разница, если я считаю что-то не правильным; я считал необходимым об этом сказать, для меня это были еще собрания комсомольцев – сознательных участников стройки нового государства. Но и на меня через некоторое время комсомольские собрания в ОКБ стали производить впечатление ненормальности. Сидели взрослые люди, некоторым из них было за тридцать. А как выйти из комсомола? Ты что, не согласен с целями и программой комсомола? Через 34 года после создания комсомола, в Политбюро поняли абсурдность такого положения и ограничили пребывание в комсомоле возрастом, насколько я помню, до 27-ми лет, но сейчас я прочитал, что до 26-ти.
Но и по выходе из комсомола я не вышел из активной общественной работы. Меня выбрали в цехком и поставили на жилищный сектор.
Я ходил по квартирам и проверял, сколько людей действительно живет в квартире, в другой квартире проверял, правда ли, что течет крыша, правда ли, что мокнет стена. Все это учитывалось при построении «цепочки». Дают семье, которая жила в комнате площадью 20 квадратных, комнату в 28 метров, потому что давно стоит в очереди. Их комнату дают тому, кто до этого жил в комнате 12 метров, но в кирпичном доме с паровым отоплением. Освободившуюся комнату отдают тому, кто жил в бараке с печным отоплением, а в барак поселяют семейную пару из общежития.
После обследования одной из квартир, где текла крыша, я в акте написал, что в нашей стране, где главной целью государства является «всемерное повышение благосостояния народа», задержка с ремонтом это преступление. Председатель цехкома – Виктор Головкин, который должен был подписать этот акт, удивленно поднял глаза: «Эдуард, главной целью является развитие производства!» Я показал ему работу Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР», которая вышла уже после того, как предцехкома пришел на завод. Сталин понял, что нужна обновленная идея. К сожалению, или к счастью, человечество уже не узнает, как он намеривался эту идею реализовать.
При очередных перевыборах цехкома, я заявил, что отказываюсь быть членом цехкома, т.к. не вижу никакого толка от своей работы. Зал встрепенулся. Это был не обычный самоотвод по причине здоровья или учебы, или скромно, но не менее лживо, заявленной неспособности к такой важной работе. Это была публичная негативная оценка самой профсоюзной организации.
Присутствующий на собрании представитель в одном лице парткома завода и профкома завода, не мог оставить такую выходку без внимания, и он прореагировал самым жестким и единственно доступным ему способом. Председатель завкома заявил, что хорошо, мол, не будем выбирать Камоцкого, и вообще, больше никуда и никогда не будем выдвигать Камоцкого. Председатель завкома одновременно был и членом парткома, а партком активно участвовал в формировании кадровой политики на заводе. Кстати сказать, мне кажется, что это заявление не имело последствий. С этими руководителями у меня были нормальные дружелюбные отношения.
От активной общественной работы я не отказался и был политинформатором в нашем архиве, а затем в медсанчасти. Я с увлечением разъяснял свое понимание внутренних и внешних проблем, решаемых правительством.