В части сценического искусства, я старался в первую очередь попасть в Большой зал консерватории. Удалось попасть даже на Ван Клиберна во второй его приезд. Сейчас, когда я увидел, как дороги билеты на концерты знаменитостей, мне очень хотелось бы узнать, за счет чего билеты на его концерт стоили так дешево, что были доступны по цене всем, в том числе и мне. Получал ли он гонорар, соответствующий мировым стандартам капиталистического мира, а разницу между стоимостью проданных билетов и размером гонорара доплачивала филармония, или Ван Клиберн, исходя из наших реалий, чтобы его могли послушать любители музыки с обыкновенной для нашего общества толщиной кошелька, удовлетворился нашим обычным гонораром трудящегося музыканта.
Как-то, при намерении попасть на концерт в консерватории, я узнал, что в Малый зал билетов уже нет, а в Большом дает концерт Зара Долуханова. Я бы предпочел инструментальную музыку, и купил билеты на вокал без особого восторга, но концерт был великолепен и прошел на одном дыхании. Я был в восторге.
Однажды попал в Большой театр. Билеты везде были недорогие, чтобы высоким искусством могли насладиться все трудящиеся, но купить билеты было трудно. Чтобы провинциалы, попавшие в Москву, могли побывать в Большом, в кассе выделялась часть билетов для продажи по командировочным удостоверениям; и я побывал.
Любопытна мне была новая эстрада, и я сходил в сад Эрмитаж, где на одной площадке выступал коллектив из Южной Америки, а на другой – из Чехословакии.
Билет я купил на Южную Америку. Солистка раз за разом поворачивалась к зрителям спиной и отчаянно трясла ягодицами, полагая, вероятно, что это её главное артистическое достоинство. Так оно и было, раз от пения никаких впечатлений не осталось. Впрочем, виноват, во время пения вдруг певица замолчала. Видно, что она открывает рот, жестикулирует, а слышны только звуки оркестра. Я решил, что нарушилась работа усилителей, а теперь думаю: не было ли это выступление под фонограмму (для нас тогда совершенно неизвестное), на этот раз трансляция певицы отключилась, и осталась одна фонограмма.
Во время антракта я нашел слушателя Чехословацких артистов, который, как и я, был на концерте ради любопытства. Мы с ним обменялись местами. Он пошел на Южную Америку, а я на Чехословакию. Из выступления чехов мне запомнилось, что солистка то и дело кокетливо поднимала на плечо спадающую бретельку её легкого платья. Все это было страшно далеко от Большого зала филармонии.
На своей Управе в будние вечера читали, учились, ходили в кружки художественной самодеятельности, строили суда для водного туризма. Ребята, с которыми я жил, окончили техникум и посчитали, что они отучились. Когда они увидели, что я и после института листаю учебники, поразились, задумались и поступили на заочный. Игорь впоследствии защитил кандидатскую и как-то сказал мне, что считает меня своим учителем.
Как только начинается сезон купания, весь Управленческий отправляется на Волгу. 400 ступенек вниз, а на берегу самодельные лодки местных перевозчиков. Лодка заполняется и отходит, заполняется следующая. Ни очереди, ни ожидания, непрерывный конвейер. Лодки деревянные, мотор Л—3 или Л—5, в лодку помещалось до 20-ти человек. Перевоз рубль (после 61 года – 20 коп). Скорость 5км в час и через «пару минут» пляж. На берегах Волги еще не было частных владений, и вся Волга была доступна для всех.
