Как-то однажды Александр Остапович был приглашён на презентацию. Он был сыт по горло такими мероприятиями и пошёл туда, чтобы убежать от одиночества.
Москва была без ума от презентаций. Ежедневно, ежечасно «презентировались» десятки новых магазинов, салонов мод, казино, ресторанов, банков, фондов, бирж, фирм, рассчитанных, как минимум, на присутствие в стране если не миллионов, то сотен тысяч зажиточных граждан, готовых выложить полсотни «баксов» за бутерброд с чёрной икрой. «Новые» русские, понастроив пирамид почище египетских и натянув на себя смокинги, жировали на том, что им без всякого сопротивления уступили услужливые демократы. Они перегоняли деньги из одного кармана в другой, не создавая при этом ни одной материальной ценности, а для маскировки своей деятельности стали называть «господами» всех бедняков и голодных.
…Открывали совместную шведско-швейцарско-оманско-российскую консалтинговую фирму, призванную способствовать стремительному развитию рыночных отношений в стране, знакомой лишь с колхозными рынками и женскими консультациями. Протиснувшись к столу, заваленному всякого рода деликатесами, Бендер «остаканился» и пошёл толкаться в «народ». Народ состоял из нескольких иностранцев, благосклонно наблюдавших за происходящим, словно классная дама за воспитанниками младшего школьного возраста; из стайки причёсанных и одетых по последней моде престарелых мальчиков, похожих один на другого, как пингвины; из юных и не очень юных дам, раскрасневшихся от дармового джина; из полудюжины эстрадных звёзд, эпатирующих публику громким развязным ржаньем и мини-юбками до пупка; из многочисленных представителей первой, второй, третьей и четвёртой ветвей власти, а также из профессиональных тусовщиков, бездельников и выпивох, привыкших к «халяве» и кочевавших с одной презентации на другую.
Массовка сознавала важность исторического момента и всем телом ощущала себя частью европейского дома. Говорильная машина была запущена на полную мощность. Дым от вирджинского табака стоял коромыслом и ел глаза. Приглашённый на торжество джаз-оркестр на специально сооружённом помосте эффектно, но слишком громко подчёркивал торжественность момента «всем-до-лампочной» сюитой из «Порги и Бесс». Активисты и завсегдатаи клубов «Белый попугай» и «Сиреневый туман» налево и направо раздавали автографы и бородатые анекдоты.
Было скучно и почти так же одиноко, как в квартире с балконами «понарошку» на Шереметьевской, и Бендер подумывал уже о том, чтобы уйти, как услышал за спиной знакомый голос:
– Кругом одни тараканы в смокингах! Сашка! А ты что тут делаешь?
– То же, что и все, – ответил Бендер, пока не представляя, кто бы это мог быть.
– Сколько лет, сколько зим!
Перед ним стоял Коробейников. Аркадий Варфоломеевич Коробейников, служивший когда-то старшим научным сотрудником в одном из государственных архивов и помогавший Бендеру в сборе документально-исторического материала для «Великого перелома».
– Аркашка! Какими судьбами!
Они похлопали друг друга по плечу и обнялись, обрадовавшись встрече, словно два странника в Сахаре.
– Ты что теперь делаешь? Слышал, бросил писать.
– Да какое уж теперь писательство, – отмахнулся Бендер. – Так, занимаюсь помаленьку всяким бизнесом. А ты-то как?
– Из архива ушёл. Его тоже расприватизировали на три части директор с заместителями и теперь воюют друг с другом из-за помещений, инвентаря и фондов. А я сначала подался в политику, был помощником у Афанасьева, потом консультантом у Попова, а в конце – советником у Станкевича.
