– Стоп, я вам сказал. Я буду обияснять, чито… – Фигура сделала попытку остановить его, но Кислярский только махнул рукой и, не оглядываясь, зашлёпал по лужам.
– Грубая, ничтожная личность! – донеслось вслед Кислярскому, но он уже ничего не слышал.
Дождь прошёл, и на подходе к метро Кислярского остановил какой-то пьяный. Он схватил Семёна Моисеевича за рукав и, покачиваясь на ногах, спросил:
– Вот ты скажи мне, профессор, почему это так получается? Иногда идёшь себе, идёшь и – ничего! А иногда идёшь и вдруг думаешь: а пошло оно всё на …!
– Не знаю, не знаю, дорогой. – Он освободил рукав из цепкой хватки придорожного философа и вошёл в вестибюль метро. Толпа уже рассосалась, и эскалаторы бесшумно выталкивали и заглатывали пешеходов.
«Пропади оно всё пропадом!», – подумал Кислярский. – «Отвечать – так отвечать за всё разом: и за утрату материала, и за потерю клиента, а значит, источника доходов, тоже. Ишь, забугорник попался, раскатал нос на чужие калачи, а ты из-за него скачи! Накось, выкуси теперь. Налетели на страну, как мухи на кучу дерьма. А что – мы и сидим теперь по уши в говне, и нечего чирикать», – вспомнил Кислярский известный анекдот про воробья, нарушая первоначальную логику рассуждений. – “ Зря я связался с этим хануриком. Пристал, как банный лист. Поеду-ка я завтра к Аркашке Коробейникову. Откроюсь ему, как на духу – он что-нибудь да присоветует. Как говорил папа, утро вечера ядрёнее».
Вагон метро был полупустой: в дальнем углу сидела поссорившаяся парочка, напротив – молчаливый и сосредоточенный подполковник с портфелем на коленях, рядом дремала старушка, а у дверей стояли двое приезжих с чемоданами и сумками, которые то ли приехали в самое сердце родины, то ли покидали его, пробираясь к одному из вокзалов.
Уставший от передряг и выпавших на его долю переживаний, Семён Моисеевич закрыл глаза и задумался. Мог ли он, ведущий специалист Института экономики представить себе, что государство бросит его без средств к существованию? Стоило ли защищать всякие диссертации, драть глотку на семинарах и симпозиумах о преимуществах социалистического строя, выступать на партсобраниях со встречными планами, чтобы потом влачить полунищенское существование и на пороге старости добывать хлеб вот таким сомнительным способом?
Многие его коллеги, не получавшие зарплату по несколько месяцев, плюнули на всю эту кутерьму и уехали на заработки на Запад – кто в Израиль, кто в Америку, а кто в Германию. Только он всё сидел тут и чего-то выжидал. И жена, и сын давно предлагали ему оформить выезд в страну обетованную, но кому он там нужен – старый, немощный еврей с подсевшей на лекарствах печенью, с больной женой, без языка и средств к существованию? Это дело молодых, а обетованная страна для него здесь, тут похоронены все его предки.
Мало что в институте не платили денег и отключили отопление, но тут ещё на его голову навялился подлец Суховейко. Дмитрий Александрович Суховейко давно метил на место Кислярского и всеми правдами и неправдами старался выжить его из института. Старший научный сотрудник Суховейко давно утратил с экономической наукой всякую связь, потому что уже несколько сроков подряд исполнял почётные обязанности председателя месткома. С приходом в стены института новых демократических порядков Дмитрия Александровича из председателей немедленно турнули, и вот теперь он спал и видел себя на месте заведующего сектором рыночных отношений. Бывший профсоюзный деятель имел на это все законные права и основания, потому что его папа в оные годы служил камергером двора его императорского величества. Выдавать себя за осколок канувшей в Лету империи стало теперь не только опасным, но и даже модным.
