– Я как раз искал тебя, Требоний, – сказал Катилина. – И тебя также, – прибавил он, обернувшись к Спартаку.
Услыхав имя Катилины, прославившегося по всему Риму жестокостью, буйствами, силой и мужеством, гладиаторы переглянулись, пораженные, даже испуганные. Некоторые побледнели. И сам Спартак, в мужественной груди которого сердце никогда не трепетало от страха, вздрогнул, услышав страшное имя патриция. Нахмурив лоб, он устремил взор в глаза Катилины.
– Меня? – спросил он изумленно.
– Да, именно тебя, – ответил спокойно Катилина, усаживаясь на предложенную ему скамейку и сделав знак всем садиться. – Я не знал, что встречу тебя здесь, и даже не надеялся на это, но был уверен, что найду здесь тебя, Требоний, и ты мне укажешь, где можно найти этого мужественного и доблестного человека.
Спартак, все более изумляясь, смотрел на Катилину.
– Тебе была дарована свобода, и ты ее достоин. Но тебе не дали денег, на которые ты мог бы прожить, пока найдешь способ их зарабатывать. И так как своей храбростью ты дал мне сегодня добрых десять тысяч сестерций, выигранных на пари у Гнея Корнелия Долабеллы, то я тебя искал, чтобы отдать тебе часть этого выигрыша. Он принадлежит тебе по праву: ведь если я рисковал деньгами, то ты в течение двух часов ставил на карту свою жизнь.
Шепот одобрения и симпатии к этому аристократу пробежал среди присутствующих.
Спартака тронуло такое участие, оказанное ему, уже давно отвыкшему от доброго к себе отношения.
– Очень тебе благодарен, славный Катилина, за твое благородное предложение, которого, однако, я не могу и не должен принять. Я найду средства жить своим трудом: буду обучать борьбе, гимнастике, фехтованию.
Катилина, отвлекший внимание Требония тем, что протянул ему свой бокал, приказав смешать велитернское с водой, нагнулся к уху Спартака и торопливо, еле слышно прошептал:
– Ведь и я страдаю от ненависти олигархов, и я раб этого презренного и испорченного римского общества, и я гладиатор среди патрициев, и я желаю свободы и… знаю все…
И так как Спартак, вздрогнув, откинул голову назад, испытывая Катилину взглядом, тот продолжал:
– Я знаю все и… я с вами… и буду с вами.
И затем, немного приподнявшись, он сказал более громким голосом, так, чтобы все его услышали:
– Ради этого ты не откажешься от двух тысяч сестерций, заключенных в этом небольшом кошельке в таких красивых новых ауреях.
И, протянув Спартаку изящный маленький кошелек, прибавил:
– Повторяю, я не дарю их тебе – ты их заработал, они твои. Это твоя часть нашей сегодняшней добычи.
В то время как все присутствующие разразились почтительными похвалами и возгласами восхищения по поводу щедрости Катилины, последний взял в свою руку правую руку Спартака и пожал ее таким образом, что гладиатор вздрогнул.
– А теперь ты веришь, что я все знаю? – вполголоса спросил патриций.
Спартак не понимал, откуда Катилина знал некоторые тайные знаки и слова, однако, вполне убедившись, что Катилина действительно знал все, ответил ему на пожатие руки и, спрятав на груди – под тунику – подаренный ему кошелек, сказал:
– Я так взволнован и восхищен твоим поступком, что не в силах достойно отблагодарить тебя, благородный Катилина. Но завтра, если ты согласен, я приду вечером в твой дом выразить всю мою признательность.
Спартак подчеркнул последние слова, сделав на них особое ударение, и взглядом дал понять это патрицию, который кивнул в знак согласия.
