Я ведь не случайно сказал об ошибках и реакции на них. Вот одна история, полностью ее знают немногие. В 1993 году «Спартак» разгромил ЦСКА, 6:0. Хет-трик сделал Игорь Ледяхов. Но Владимир Никитович, комментируя матч из кабины «Лужников», глядя на какой-то жутко маленький, черно-белый, замызганный экран, отчего-то принял Ледяхова за Андрея Гашкина. И весь матч восхищался тем, что творит новичок «Спартака». Но ближе к концу игры на бровке, чтобы выйти на замену, появился… Гашкин. Маслаченко, увидев это и все поняв, на минуту замолк. А потом сказал на всю страну: «Ошибаются не только вратари, но и комментаторы». И извинился.
Но это еще не конец истории. О том, что было дальше, мне много лет спустя рассказал сам Ледяхов, когда Владимира Никитовича уже не было в живых. Оказывается, после того матча Маслаченко пришел в раздевалку «Спартака», чтобы извиниться (!) перед полузащитником. Тот, едва с поля, долго не мог взять в толк, о чем речь. А когда понял, был просто потрясен поступком знаменитого человека, который вполне мог махнуть рукой на свой ляп и забыть его в следующую секунду, но посчитал себя обязанным пойти вниз и лично, в глаза, принести игроку извинения.
Потому что для тогдашних спартаковцев понятие совести и ее угрызений было не чем-то эфемерным, не просто словесной конструкцией. Фраза Андрея Старостина «Все потеряно, кроме чести» стала неотъемлемой частью красно-белого гена. Да, где-то к этому примешивался и элемент мифологии – допустим, в легендарной истории с просьбой капитана сборной Игоря Нетто к судье не засчитывать мяч Игоря Численко на ЧМ‑1962, поскольку он пролетел в боковую дырку в сетке, как выяснилось, было гораздо больше преувеличения, чем правды. Но мы-то, маленькие болельщики «Спартака», росли с абсолютным убеждением, что так и было, и так и надо, и цель не может оправдать средства! Разве это плохо?
Представляю, что случилось бы с братьями Старостиными и тем же Нетто, если бы они услышали, как десятилетия спустя президент клуба Андрей Червиченко в интервью называл «Спартак» «геморроем». Или если бы они увидели, как при его кратковременном правлении случились увольнение Олега Романцева после выигранного трофея (не случайно их, этих трофеев, вообще не будет следующие четырнадцать лет), омерзительный бромантановый скандал, взаимная непереносимость с болельщиками своего же клуба… Я ведь потому и назвал первую свою книгу о красно-белых «Как убивали “Спартак“», что в те несколько лет не только команда опустилась на низшее в своей российской истории десятое место, но, что куда важнее, были попраны главные принципы и идеи, на которых «Спартак» и его поклонники росли и жили.
Одним из этих главных принципов была демократия. Как ярко рассказывали те же Симонян или Исаев о тренировках, обсуждении состава и игровых эпизодов в звездном «Спартаке» 50-х между игроками во главе с капитаном Нетто, главным тренером Гуляевым и Старостиным! Футболисты свободно могли ляпнуть такое, за что из любой другой команды вылетели бы со свистом. А тут – рабочий процесс, не более. И все – ради дела, а не «я начальник – ты дурак».
Николай Петрович вообще создал систему, в которой не было места приказному стилю или взаимоотношениям, основанным на страхе. Какую-то несоветскую систему. Однажды мы с Евгением Ловчевым обсуждали, почему самые яркие футбольные эксперты старших поколений вышли именно из «Спартака» (помимо самого Евгения Серафимовича, вспомнили Юрия Севидова и Александра Бубнова). Вывод был однозначным: потому что если в большинстве других клубов к футболистам относились по-советски, то именно и только в старостинском «Спартаке» у игрока было право слова. И они за много лет научились не бояться того, что скажут вслух. По крайней мере, о футболе.
