– Григорий – психопат. Убивает, не моргнув, без сожаления, – сказал он.
– А ты? – голос дрогнул.
Он посмотрел на руки:
– Я не люблю убивать, – произнёс он тяжело, будто сам себе не верил.
Страх затопил тело, в горле зашумело. Я сидела рядом с человеком, стрелявшим в людей, державшим пистолет. Хороший он или плохой?
– Как ты нашёл это место? – спросила я, голос дрожал.
– Тебя было легко найти, – ответил он.
– Ты хотел навредить мне? – выдохнула я.
– Не собирался вмешиваться, – его слова повисли, как дым.
– Ты сказал, что хочешь, чтобы я дала показания, – напомнила я.
– Ты дашь показания, – произнёс он, как приказ.
– Почему тебе это важно?
– Лебедев должен сидеть. Твои слова оставят его там.
Я втянула воздух, пытаясь казаться спокойной:
– Может, вызвать полицию?
– Я не решил, что с тобой делать, – его голос был холодным, как лёд.
– Что это значит? – выдохнула я.
– Расслабься, – бросил он.
Расслабиться? Сердце колотилось. Он смотрел в окно, лицо бесстрастное. Свет фонарей высекал острые скулы, тёмные волосы растрепались. Он напоминал падшего ангела – прекрасного, но смертельно опасного.
Мы молчали. Голова кружилась, реальность казалась сном. Движение машины вызывало тошноту, я сосредоточилась, чтобы не вырвать. Огни города редели, дорога сузилась. Мы проехали Южный речной порт. Водитель провёл картой по воротам, забор с колючей проволокой разъехался. Мы въехали, миновали склады, и одна из огромных дверей открылась.
Мы заехали в складской отсек по пандусу. Илья вышел, бросив на меня взгляд. Стоя, он выглядел пугающе – высокий, с широкими плечами, мускулистыми руками. Лицо жёсткое, с резкими скулами и щетиной. В нём чувствовалась звериная сила.
– Пошли, – кивнул он.
Выбора не было. Я выбралась, ноги дрожали. Три крупных мужчины стояли у машины, в чёрных штанах, с оружием. Они молчали, глядя на изрешечённый пулями внедорожник.
– Что делать, Илья? – спросил один, крутя ключи, голос грубый, с акцентом.
– Машина скомпрометирована. Полный ремонт кузова, замена стёкол. Перекрасить, другой цвет. Номера сменить, салон вычистить, – ответил Илья.
– Принято, – кивнул тот.
Водитель бросил ключи и подошёл к нам.
– Где Лев? – спросил Илья.
– Взял два дня. Перезвонить? – ответил другой.
– Справитесь. Нужны люди на ногах, сегодня особенно. Никакого курева, фонариков. Глаза во все стороны, ночное видение. Сообщайте о любом движении, – приказал Илья.
– Так точно.
Он посмотрел на меня:
– Следуй за мной.
Он привёл меня в комнату без окон – тесную, стерильную, с запахом антисептика и металла. Белая койка, металлический столик с инструментами, тусклая лампа. Вошёл пожилой мужчина в помятом, но чистом халате, с морщинистым лицом. Он двигался уверенно, привычно. Приложил стетоскоп к моей груди, измерил давление, посветил фонариком в глаза – я зажмурилась.
Илья стоял в дверях, скрестив руки, взгляд цепкий, как у хищника.
– Кажется, ударилась головой, – сказала я старику, потирая висок, где пульсировала боль.
– Абдул не говорит по-русски, – отозвался Илья.
– Он врач? – посмотрела я на старика.
– Был лучшим хирургом-травматологом Кабула. Гениальный, говорят. В России ему предложили только такси. Я плачу, чтобы он латал моих людей, – ответил Илья.
– Зачем травматолог? Почему не больница? – голос дрогнул.
– Огнестрелы и ножевые раны привлекают полицию.
– Он оперирует здесь? – ужаснулась я.
– Не тут. У нас есть операционная. Полноценная.
