Старуха, напоминавшая Бабу Ягу, не дойдя до гостей метров двух, замерла, словно ударившись о невидимый барьер. Развернувшись, заголосив что-то непонятное, шувани[3] кинулась прочь, а следом за ней начали разбегаться остальные ром и руманы.
Путешественники во времени, донельзя озадаченные таким приёмом, остановились.
Ждать пришлось недолго. Скоро к ним подошёл старый годами, но крепкий телом мужчина, обутый в дорогие сапоги, но в штанах, изгвазданных не то дёгтем, не то ещё чем-то. Ещё на нем была белоснежная рубаха, а сверху накинута кожаная жилетка. Кроме того, на пальце у цыгана сверкал увесистый перстень, напоминавший модные в девяностые годы «гайки». Судя по всему, это был цыганский барон.
Обведя явившихся офицеров колючим взглядом, барон безошибочно выбрал среди них старшего, обратившись к нему с вопросом:
– Со ту камэс[4]?
Подполковник, привыкший, что цыгане понимают по-русски не хуже исконных носителей языка, слегка удивился. Но по интонациям понял: барон интересуется, что им здесь надо.
Указав рукой на пасшийся табун, Дёмин, улыбнувшись как можно дружелюбнее, спросил:
– Лошадей не продашь? Штук четырёх. Мы заплатим.
Цыган затряс головой, замахал руками, как крыльями, и пролопотал что-то совсем уж загадочное.
– Ты что, по-русски не понимаешь? – возмутился Павленко. – Тебе же великим и могучим говорят – продай нам четырёх коней! – Для наглядности капитан показал цыгану четыре пальца. – Командир, покажи ему деньги. Может, не верит, шельма?
Дёмин вытащил из потайного кармана талеры, позвенел монетами.
– Я тебе по три талера за лошадь дам.
– Мэ тут мангава джадад кхэр яв дурик[5], – чуть не простонал цыган, а потом, вложив два пальца в рот, свистнул так пронзительно, что у кого другого заложило бы уши.
В ответ на свист барона подбежало несколько крепких парней.
Офицеры, не сговариваясь, потянулись к оружию, но, к счастью, оно не понадобилось.
Барон бросил несколько слов своим людям, и те беспрекословно побежали к табуну. Выбрав четырёх коней, взнуздали их и подвели к барону.
– Мэ тут мангава джадад кхэр яв дурик, – повторил старый цыган, кивнув на коней.
Дёмин, пожав плечами, достал весь запас талеров, что у него был, и попытался вложить в ладонь цыгану, но тот отшатнулся, словно его хотели прижечь огнем.
– Ладно… Была бы честь предложена, – глубокомысленно изрёк Денис, ухватывая сразу за две уздечки. – Убери деньги, командир, целее будут.
– Хорошо, – Дёмин спрятал ефимки, дивясь про себя нестандартности ситуации.
Неужели почуяла что-то старая ведьма? Вот и не верь потом во всякого рода экстрасенсов. Нет, понятно, что девяносто процентов, да может, и все девяносто девять из них – жулики, но ведь есть и те, кто что-то знают и умеют. Видать, та карга из них будет.
Пока подчинённые занимались конями, Дёмин поманил к себе ближайшего парня-цыгана.
– Значит так, передай главному своему, что мужички в деревне зуб на вас точат. Придут скоро и, как понимаешь, не с пряниками. Так что вы поосторожней тут…
– Передам, – кивнул тот и сразу отбежал к барону.
Встал рядом с ним и принялся горячо шептать на ухо.
С конями всё вышло, но на этом проблемы у увеличившегося отряда Дёмина не закончились. По сути, всё только начиналось.
Обоз из трёх повозок и десятка всадников медленно продвигался лесной дорогой. На взгляд человека городского дорога эта была – одно название. Узкая стёжка, едва-едва проторенная в лесу. Колея заросла травой, попадались на пути и упавшие стволы деревьев. Деревья живые, тянувшиеся к небу, так плотно подступали с обеих сторон, что в иных местах с трудом протискивалась телега. А ветки вверху заслоняли небо.
