Отец молча встал из–за стола и направился к Наргиз.
– Папа, я всё объясню, – срывающимся голосом
начала Наргиз.
И не закончила. Пощёчина согнула её пополам.
– Убери руки с лица! Быстро! – заорал Акоп Левонович.
Наргиз убрала руки и попыталась выдавить члено-раздельно:
– Он… мне сказал…
И вскрикнула от боли – другая сильная пощёчина
свалила её наземь. Левон бросился к отцу, схватил его
17
за руки. Тот, вдруг обмякнув, со стоном приник к сы-ну:
– Какой позор! Дегенератка… Вот что наука делает
с женщинами… Книги, аспирантура… Они их превращают в гадюк. Я же спросил её, хочет она замуж или
нет. И эта змея сказала: «Я согласна».
Последовали трёхэтажные ругательства в адрес
Наргиз, жены, тёщи и родни по женской линии. Наргиз вдруг стошнило. И отец тут же встал и быстро
ушёл. Левон, бросив на сестру злой взгляд, пошёл бы-ло за ним, но потом вдруг остановился и раздражённо
спросил:
– Что тебе сказал Давид?
Наргиз опять стошнило, и она зашлась в кашле. Левон вышел, хлопнув дверью. Наргиз, шатаясь, встала
и поднялась к себе в комнату. В доме будто только что
кто-то умер. Слышался приглушённый плач матери.
Вот уж кого Наргиз сейчас хотела видеть меньше
всего. Ограниченная и истеричная, с замашками «кня-гини», вышедшей из «грязи», мать никогда не понимала свою дочь, изводя её придирками и упрёками, будто
мстя дочери за её отличную учёбу, свободный английский и безукоризненный русский, самобытность, тон-кую натуру и раскосую, смуглую красоту.
Наргиз ополоснула лицо в ванной, примыкавшей
к её комнате, и хотела поменять испачканное платье, как в комнату постучали. Это был Минас.
– Наргиз, девочка моя, собирай вещи. Отец уже
по телефону заказал билет. А я сейчас поеду за ним. Ты
полетишь сегодня в Москву вечерним рейсом. Там те-18
бя встретит Каро, ты должна будешь жить с его семьёй
и работать в нашем магазине. Я сам тебя отвезу. Через
три часа надо уже трогаться.
Минас вышел, а Наргиз прижала руки к сердцу, вдруг застучавшим с такой амплитудой, что, казалось, выпрыгнет из груди, если его не попридержать. Слова
Минаса означали только одно: завтра утром она будет
в Москве. Наргиз улыбнулась. Нет, иногда за чест-ность не только бьют. Иногда и вознаграждают. Она
не раз была в Москве, и ребёнком, ещё в советские
времена, и по студенческому обмену, и на Олимпиа-дах, и на конференциях.
Но поехать именно сейчас, это – подарок судьбы.
Потому что именно сейчас там находился Арсен.
Арсен… Эти пять звуков казались ей самой прекрас-ной в мире музыкой. Она вздрагивала, когда слышала
это имя, просто имя, и каждый, которого так звали, казался ей особенным, необыкновенным. Таким же, каким был Арсен, – её робкая тайная девичья любовь. Ей
не нравились, даже просто как типажи, никакие Швар-ценеггеры, Ван Даммы, Шоны и Бандерасы, потому
что был Арсен – лучший из мужчин.
Он учился с её братом и в школе, и в институте, вместе они занимались каратэ. Но никогда не были
близкими друзьями – так, парни с одного квартала.
Арсен из неблагополучной семьи, является у матери
вторым ребёнком от третьего мужа, который бросил
её, когда мальчик был совсем маленьким.
Арсен всегда был лучший. В школе педагоги обожали умного и работоспособного ученика, тренер
19
гордился его успехами в спорте, у ребят во дворе был
лидером, в институте – кумиром девушек и преподавателей. А когда начались «события», он оказался в их
гуще. Диплом защитил блестяще, уже в военной форме полевого командира: на ещё «социалистических»
