Спящая в огне - страница 4

, во время которого кузнец наживую закалял сердце воителя, как закалял металл для оружия. Если ученик проходил испытание, то имел право называть себя воином и больше не испытывал никаких чувств, которые могли бы помешать ему в бою. До ухода Смерти те, кто не прошли испытания просто умирали, но теперь, потеряв свой человеческий облик из-за дикой боли Драмэйды вынуждены забирать их души, оставляя себе для того, чтобы отдать их новому поколению.

Именно это и было диким: знать, что сидящий перед Этной молодой человек прошел испытание болью, став безразмерно храбрым и бесчувственным и теперь он не испытывает ничего во время боя или лечения. Дико.

Руки целительницы уверенно обрабатывали чужую рану в тишине, которую изредка нарушало тяжелое дыхание воителя. Калисто молча наблюдала за процессом, не вмешиваясь, уверенная в своей ученице на все сто процентов, а раненому было просто нечего говорить. Горные люди никогда не отличались чрезмерной разговорчивостью.

– Покажи рану на груди, – спустя время попросила Этна, чуть отойдя от юноши, чтобы тот не зацепил ее своими могучими руками. Пробраться к ране казалось делом не простым из-за экипировки, но воителю, видимо, было в привычку и для него не составило никакого труда расстегнуть простую застежку на легкой накидке с капюшоном металлического цвета, снять облегченный вариант доспехов с груди и лишь после избавиться от самой простой белой рубахи. Вещи он самой “аккуратной” грудой оставил на кровати позади себя, не поморщившись, когда нужно было повернуться для этого. Наставница девушки во второй раз закатила глаза.

Если бы не "царапина", целительница бы с удовольствием позволила себе подольше рассмотреть прекрасное рельефное тело, отточенное жесткими и усердными тренировками. Лишь на долю секунду лисьи глаза задержались на длинном розовом шраме, буквально рассекающим грудную клетку. Шрам испытания болью. Она не стала ничего говорить про рану, отводя взгляд и от следа закаления сердца, просто принявшись за работу, промывая ее, действуя быстро и аккуратно.

– Царапина? Поразительно, как тебе легкое не проткнули. И с этим тебя отправили одного? Твой наставник идиот, – а вот Калисто молчать не стала, высказывая свое явное недовольство от увиденного. Видимо, все еще не могла поверить в то, что воителя отправили одного в такой дальний путь.

– Я в порядке, – будто машинально отозвался юноша, даже бровью не поведя на резкое высказывание старшей целительницы. Казалось, его вообще ничего не волновало и ничего не могло вывести на эмоции.

На эти слова старшая целительница лишь фыркнула, кажется, едва сдержавшись, чтобы не закатить глаза в третий раз. Можно было привыкнуть ко всему, но только не к полному бесчувствию восточного народа. И их безрассудности. Которую Калисто искренне считала тупостью. Впрочем, нельзя ее винить в этом.

Рана на груди была серьезней, чем на голове и из-за того, что была рядом с легким нуждалась не только в обработке, но и в том, чтобы ее зашили. Поэтому ученица целительницы на миг отошла к ящику комода, на котором стоял таз с водой, взяла аккуратную тонкую иглу, обработала ее в специальной жидкости из баночки, что стояла по соседству и лишь после ловко вдела черную нить в маленькое ушко, возвращаясь к гостю из гор. Прикусила язык, чтобы не сказать, что будет неприятно и только то, что она не обезболила участок кожи напомнило ей о том, что в предупреждении не было смысла. Развернув воителя корпусом в другую сторону, она присела на кровать, придвигаясь поближе и начиная зашивать кожу. Этот процесс всегда был болезненным и с обезболиванием, а без последнего… Но воителя этот момент ничуть не смущал и не волновал. Его грудь продолжала вздыматься и опадать в своем темпе и ни одна мышца не напряглась, когда тонкое острие проткнуло кожу, соединяя один участок с другим аккуратным стежком.