Я, отмеченный какими-то небывалыми знаками, скромно молчал. А мне, неведомому избраннику, никто и не спешил ничего разъяснять. Все пили чай, кстати, вкусный и прекрасно заваренный.
– Как тебя зовут? Я имена-то не мастерица разгадывать.
– Валерий. Фамилия – Белостволов.
Вот. Теперь я понял, какая маленькая заноза мучила меня все время. Елена не поинтересовалась, как меня зовут. Это было неестественно.
– Белостволов, – тихо повторила Елена и улыбнулась.
– Бог мой, какие страсти, – сказала отчего-то Карина.
Я решил надменно промолчать. Но потом, перенимая ее величавую и в то же время непосредственную манеру, спросил:
– Так что там насчет моей великой судьбы?
– А ничего, – совсем уж невнятно предрекла Карина. – Поживем – увидим.
Я понял так, что моя судьба во многом зависит от меня самого.
– Это я и сам знаю, – сказал я.
– Ничего ты не знаешь, – необидно осадила меня Карина. – Покою тебе не будет, вот что. Маяться будешь: большие потрясения ждут тебя. У тебя на руке – красная жилка с тремя звездочками.
Я посмотрел на ладонь и ничего там не увидел, кроме привычной гладкой кожи с желтыми бугорками мозолей, натертых перекладиной турника, прикрепленного при входе на кухню.
– Не на правой, а на левой, – сказала Карина, подливая себе чай.
Действительно, ближе к запястью тихо пульсировал рубиновый рубец, красная нитевидная ссадина, которая, если присмотреться, начиналась и заканчивалась мохнатенькими точками; такая же точка делила рубец пополам. Строго говоря, я не увидел для себя ничего нового: этот лопнувший сосудик, как я про себя его называл, был мне знаком до мельчайших подробностей. Даже три точки, «три звездочки», я разглядел сам, притом давным-давно.
Вот почему я спокойно продолжал пить чай.
– Я слышала о таких метках, – сказала Карина, – но вижу второй раз в жизни. Надо показать его Константину, – проскрипела она в сторону Елены.
– Странный консилиум, – счел необходимым возмутиться я. – Не нужен мне никакой Константин.
– Нужен, – сказала Карина.
И я почувствовал, что мне лучше промолчать. Судьбе угодно было свести меня с Константином. Мне даже показалось, что Константин мне вовсе не помешает. Я быстро привык к этой мысли.
Константин явился через полчаса. Причем, он получил приглашение в форме весьма своеобразной.
– Костя, тут у нас красная метка объявилась.
Карина говорила с ним по телефону.
– Да, да. Только не надо тортов: меня от них тошнит. Изюмчику прихвати. До свидания, мой желанный.
Необычность происходящего стала восприниматься мною обычно, буднично. У меня стал появляться иммунитет к чудесам. Мне даже захотелось разок зевнуть, но присутствие Елены не давало скучать. Скучно не было, а вот интрига не клеилась.
Константин оказался весьма ухоженным стариком, с пышными усами, и даже подусниками на старинный манер, что делало его похожим то ли на барина-графа, то ли на его слугу. Он словно сошел с картины какого-нибудь старого мастера и шагнул к нам в комнату. Время остановилось. На нем была широкополая черная шляпа и пальто из удивительно мягкой на вид темной ткани – такой ткани нынче не сыщешь, хотя она была новая, не выношенная. Костюм также явно подобран был к случаю, да и галстук был повязан с умыслом. Галстук был изумительно в тон к костюму, то есть находился с ним в такой гармонии, что сначала вы его отмечаете как нечто отдельное, он бросается в глаза, а затем ощущаете его как деталь непростого, некрикливого ансамбля.
