Средство от горя - страница 3

Фрейд также подчеркивал, что реакция горя может возникнуть не только из-за смерти человека, но и из-за потери места, идеала или взгляда на мир. Во всех случаях, хотя в этом нет вины скорбящего человека, если он недостаточно занят своей «работой», он рискует столкнуться с психологическими и физическими проблемами. И все же не все справляются с горем. В некоторых случаях, например, у тех, кто винит себя в утрате, горе может не утихнуть никогда – то, что Фрейд назвал «патологической формой» скорби[23].

Возможно, сам Фрейд страдал именно так, когда в 1920 году от испанского гриппа умерла его дочь Софи[24]. Даже спустя почти десять лет после ее смерти в письме к швейцарскому психиатру[25] Людвигу Бинсвангеру он заявлял, что его горе «безутешно» и что он сохраняет постоянную связь с ней. Однако в целом за столетие, прошедшее с момента публикации работы «Скорбь и меланхолия», на Западе, похоже, возобладало относительно простое представление о горе: со временем человек отделяет себя от того, что или кого он потерял.

В 1940-х годах немецко-американский психиатр Эрих Линдеманн также выделил «патологическое» или «острое горе» – частично опираясь на описанное Фрейдом понятие патологического горя, которое тот отличал от обычного. Он определял его по наличию физической боли, одержимости умершим, чувства вины и враждебности, а также по изменению поведения. Линдеманн тоже отделял этот вид горя[26] (особенно при интенсивном переживании этих симптомов) от обычного[27].

Примерно два десятилетия спустя, в 1960-х годах, летальность горя стала очевидной, когда несколько количественных исследований показали, что чувство тяжелой утраты укорачивает жизнь. В работе «Смертность вдовцов»[28], опубликованной в 1963 году в журнале The Lancet, были проанализированы данные почти пяти тысяч пожилых вдовцов Великобритании за пять лет. Авторы пришли к выводу, что в течение шести месяцев после утраты вдовцы умирали «значительно чаще», чем женатые мужчины, – что, вероятно, объяснялось их горем. К аналогичному заключению пришло проводившееся в течение шести лет исследование, результаты которого были опубликованы в 1967 году в British Medical Journal в статье под названием «Смертность при тяжелой утрате»[29]. В начале этой работы приводится двустишие английского литератора Генри Уоттона[30]:

Несмотря на всю важность такой информации, явный вывод о том, что горе может сократить жизнь, как оказалось, не особо вдохновил людей на его масштабное социальное переосмысление. Процесс скорби у пациентов и отношение врачей к нему, похоже, практически не изменились. Прошло не так много времени с середины XX века, когда людям Великого поколения[32] предписывалось сдерживать эмоциональные переживания и слова о горе и утрате в значительной степени подавлялись. Даже после появления понятий патологической скорби Фрейда и патологического горя Линдеманна большинство ученых – и культурное мышление в целом – по-прежнему считали горе обычным синонимом печали, не поддающимся лечению, – состоянием, которое нужно просто пережить, причем обычно в одиночку.

Но в 1990-х годах социолог Холли Пригерсон, опираясь на Фрейда и Линдеманна (и в некоторой степени на британского психоаналитика Джона Боулби с его «теорией привязанности»[33]), предположила, что определенный тип горя действительно может оказаться патологическим и не все и не всегда могут с ним справиться.