Эван вздохнул. Стукнул в стенку кэба, и тот послушно остановился возле входа в парк.
– Ладно, возьмем что-нибудь, – кивнул ректор, и я улыбнулась.
– У меня еще много интересных предложений, вот увидите. Идем!
***
Мы вышли из кэба и направились к входу в парк. Здесь было полно народу: дети штурмовали снежную крепость, кружились на карусели, съезжали с горок, их родители подкреплялись подогретым вином с пряностями. Настроение было замечательным. Я не очень люблю зиму с ее морозами и снегами по колено, но сейчас меня окутало по-настоящему волшебное настроение.
– У нас зимой люди тоже вот так гуляют, – сказала я, и ректор едва заметно улыбнулся.
– Я так закрутился со всеми этими делами, что даже не расспросил вас о вашем мире, – признался он.
– Звучит так, словно вы об этом сожалеете.
– И это тоже. Не хочу, чтобы вы считали меня ленивым и нелюбопытным, – произнес Эван, и я не сдержала улыбки.
Надо же, ему важно, что я могу о нем подумать.
Не такой уж он и сухарь в ледяной корке.
На нас смотрели так, словно мы были исключительной диковинкой. Мужчины кивали ректору, поднимая шляпы, девицы и дамы сладко улыбались, но в их взглядах, направленных на меня, была такая ненависть, что невольно хотелось чесаться. Если верить фринду Мартину, ректор завидный жених – теперь всем интересно, чем я сумела его взять, что мы вот так мило идем на гулянье. Меня будут сравнивать с местными красавицами и рассматривать каждый изъян под микроскопом, ища утешение в том, что у меня, например, неидеальный нос. И глаза косят.
Конечно, никто и не узнает, что у нас с ректором просто фиктивные отношения. Не более того.
Да и ребят жалко. Им нужна мама – да хоть и просто еще один хороший человек рядом.
– Вы же ректор академии. Вы ученый. А ученые просто обязаны быть любопытными и везде совать нос, – весело сказала я, и улыбка Эвана сделалась шире. Пусть чуточку – но все-таки шире.
– Да, так и есть, – ответил ректор и поднял полог шатра, пропуская меня вперед.
– Кажется, внутри он больше, чем снаружи, – сказала я, осмотревшись. Наверху, там, где сходились складки шатра, парила целая стая мелких сиреневых птичек. Их легкие голоса звенели весело и сладко.
Эван кивнул.
– Да, это чары разворачивания, – ответил он. – В жилых помещениях ими не пользуются, а вот в таких магазинах – очень часто.
Мы попали в настоящее игрушечное царство! Чего тут только не было. На одних полках красовались куклы всех цветов и размеров, которые открывали и закрывали глаза, качая головами. Платья на них были – принцессам впору. В шкафах маршировали игрушечные солдаты в синих и красных мундирах, скакали всадники, воины шли на штурм крепостей, толпились экипажи с лошадьми и кучерами. В больших корзинах сидели плюшевые медведи и зайцы, на полках книжных стеллажей теснились тома со сказками. Словом, здесь было все, что только может захотеть ребенок.
– Что любят ваши дети? – спросила я, обернувшись к Эвану. – Во что обычно играют?
Тот взял из корзины маленького плюшевого зайца, подержал в руках и усадил обратно.
– Ну, у них много игрушек.
– Это я успела заметить. Какие именно им нравятся?
Эван выглядел так, словно я спросила у него об устройстве какого-нибудь сверхсложного артефакта. Впрочем, нет, с артефактами он вел бы себя намного бодрее – начал бы рассказывать, что к чему, и не выглядел бы так, словно его застал конфуз в метро.
Понятно. Отец в работе. Приходит, когда дети уже спят, уходит, когда они еще спят. Хорошо, что хоть помнит их имена.
