Сталин. Том 2. В предчувствии Гитлера. 1929–1941. Книги 1 и 2 - страница 71

Сталин был единственным заслоном на пути к отступлению от строительства социализма. 16 ноября 1931 года, когда он шел по Ильинке, преодолевая недолгий маршрут от партийной штаб-квартиры на Старой площади до Кремля, ему повстречался бывший белый офицер и мнимый британский агент, за которым ОГПУ вело слежку [549]. Этот человек, пользовавшийся псевдонимом Яков Огарев, якобы так растерялся, что не сумел достать револьвер из-под тяжелого пальто. Согласно другой трактовке, выслеживавший его сотрудник ОГПУ успел схватить его за руку. Так или иначе Огарев был арестован. «Я сразу его [Сталина] узнал по сходству с портретами, которые я видел, – говорил он на следствии. – Он мне показался ниже ростом, чем я его себе представлял. Шел он медленно и смотрел на меня в упор. Я тоже не спускал глаз с него». Не было ни суда, ни упоминаний об этом инциденте в печати [550]. Политбюро приняло еще одну секретную резолюцию, запрещавшую Сталину ходить по Москве пешком. Эта случайная встреча чем-то напоминала встречу Гаврило Принципа и Франца-Фердинанда на улице в Сараево рядом с лавкой деликатесов Морица Шиллера в 1914 году. Однако вооруженный Огарев не был Принципом.

Япония, вторгшаяся в Маньчжурию, захватила промышленно развитую страну, превышавшую размерами Германию, Францию и Австрию вместе взятые, и это обошлось ей всего в три тысячи убитых, пять тысяч раненых и 2500 обмороженных [551]. «Япония задумала захватить не только Маньчжурию, но, видимо, и Пекин», – проницательно писал Сталин Ворошилову (27 ноября 1931 года). И добавлял: «Не исключено и даже вероятно, что она протянет руку к нашему Даль[нему]вост[ок]у и, возможно, к Монголии, чтобы приращением новых земель пощекотать самолюбие своих китайских ставленников». Кроме того, он полагал, что японцы будут делать вид, что защищают этот регион от «большевистской заразы», одновременно создавая экономическую базу на материке, без которой Япония будет зажата «между военизирующейся Америкой, революционизирующимся Китаем и быстрорастущим СССР» [552]. Сталин выступал за выполнение «серьезных предупредительных мер военного и невоенного характера», включая размещение дополнительных частей на советском Дальнем Востоке, и тем самым шел по узкой грани между проявлением слабости, которое могло спровоцировать нападение, и чрезмерно жесткими мерами, которые могли быть восприняты как casus belli [553]. Кроме того, с его подачи Советский Союз с удвоенным старанием стал добиваться заключения пактов о ненападении со странами на своих западных рубежах. Такой пакт в 1926 году был заключен с Литвой, но Сталин стремился заключить их с Латвией, Эстонией, Финляндией, Румынией и, в первую очередь, с Польшей [554].

Наряду с донесениями о том, что французское правительство подстрекает Японию к войне с СССР и пытается вставить в проект двустороннего пакта с Москвой положение о том, что он утратит силу именно в случае такого нападения третьей стороны, – которые вполне отвечали циничным представлениям Сталина об империалистических державах, – его ожидал и неприятный сюрприз: яростное сопротивление пакту о ненападении с Польшей в наркомате иностранных дел