Сталин. Том 2. В предчувствии Гитлера. 1929–1941. Книги 1 и 2 - страница 78

извинился перед Тухачевским за то, что осудил как «красный милитаризм» поданную им в январе 1930 года записку с нереальными задачами по перевооружению. «Ныне, спустя два года, – писал Сталин (копия его послания была адресована Ворошилову), – когда некоторые неясные вопросы стали для меня более ясными, я должен признать, что моя оценка была слишком резкой, а выводы моего письма – не во всем правильными». Сталин отмечал, что Тухачевский предлагал создать армию мирного времени не в 11 миллионов (согласно обвинениям Шапошникова), а в «восемь миллионов душ» и делал предположение, что создание шестимиллионной хорошо снабжаемой и хорошо организованной армии «нам более или менее по силам». (Численность советских вооруженных сил на тот момент все еще не превышала одного миллиона.) К этому он добавлял: «Не ругайте меня, что я взялся исправить недочеты своего письма [1930 год] с некоторым опозданием» [626].

Что дальше? Сталин долгое время запрещал направлять в деревню больше потребительских товаров, чтобы стимулировать сдачу крестьянами хлеба, но сейчас он согласился и на это [627]. Он даже пошел на импорт зерна («Уже куплено в Канаде дополнительно три миллиона пудов хлеба, – телеграфировал он 8 мая партийному боссу Восточной Сибири. – Свою долю получите») [628]. Впрочем, показательно, что Сталин не выступал в роли инициатора хотя бы каких-либо из этих уступок; к тому же от него неизменно исходили жесткие напоминания о необходимости безусловного выполнения установленных центром заданий по поставкам и о вероломных капиталистах [629]. В отличие от Ленина в 1921 году Сталин не желал допускать «отступления» или неонэпа [630]. В таком подходе отражалось его нежелание признавать любые свои ошибки, стремление сохранить свой авторитет первого лица системы и полная идеологическая неуступчивость [631].

Резкий контраст с СССР составляла Монголия, советский сателлит. Фанатики из Монгольской народной партии, подзуживаемые советниками из Коминтерна, объявили «классовую войну» «феодализму», конфискуя поместья, подвергая разграблению буддистские монастыри, убивая знатных людей и лам и принуждая скотоводов к коллективизации [632]. Погибла по крайней мере треть поголовья скота – главного богатства страны. Резко выросла инфляция, наблюдалась нехватка многих товаров. Весной 1932 года в обстановке слухов о том, что либо престарелый панчен-лама (находившийся в тибетском изгнании), либо японцы приведут войска для освобождения Монголии от коммунистической оккупации, четыре провинции на северо-западе страны были охвачены восстаниями, во главе которых стояли ламы [633]. Восстания застали Сталина врасплох («Последние телеграммы сообщали об успехах; соответственно, такое неожиданное и резкое ухудшение необъяснимо»). Из СССР в Монголию были направлены потребительские товары и десять истребителей, расстреливавших повстанцев с воздуха; всего погибло около 1500 человек. Перед лицом уничтожения повстанцы предавались убийствам и каннибализму [634]. 16 мая Политбюро осудило монгольскую партию за «слепое подражание политике советской власти в СССР». Властям Монголии было приказано отказаться от коллективизации кочевников, создать «всенародное правительство» и публично отказаться от некапиталистического пути развития в текущих монгольских условиях. Этот поворот был утвержден на пленуме Монгольской народной партии и окрещен «новым курсом»