«А-аа, а вот мы ж говорили, чтоб не лазили там, дубины стоеросовые!» – начнут причитать родители, бабушки да дедушки, когда их чадо вернётся домой с огромной шишкой на голове, порезанной битым стеклом рукой или даже лицом, и ржавым гвоздём в стопе. После чего злость на детскую дурость, бестолковую головёшку поутихнет. Даже жалко станет. Очень. Прижмут к себе крепко-крепко, обнимут и поцелуют, тихонечко воркуя тёплые любящие слова. Обработают рану и уложат отдыхать. Обеспечат огромным вниманием, любовью и заботой на всё время, пока чадо не поправится.
Прошла неделя. Затем другая. Родители Ольки выплакали все слёзы, потеряв всякую надежду найти своего ребёнка живым. Отыскать бы хоть что-то, а то душа так и не может найти покоя. Это чувство, которое включает в себя постоянное переживание и страх, вперемешку с греющей сердце, надеждой, сводит с ума. Постепенно, очень медленно. Ухудшается и пропадает сон, аппетит становится очень плохим. Затем чувство голода совсем пропадает. Его подавляет гнетущая, давящая тошнота и может довести до рвотных позывов. А всё из-за того, что не могут отпустить. И та самая надежда и вера легко превратятся в убийц. А ведь никому от этого лучше не станет, как ни крути. Даже сама жертва не хочет, чтобы родные страдали. Болели, и тем более умирали. Всё хорошо в меру. Необходимо отпускать тогда, когда наступает пора. Не забывать, а именно отпускать. Ведь так хочет и душа того, кто уже никогда не вернётся. Пусть этот груз не гнетёт душу и разум, а останется хорошим воспоминанием в сердце о том, кого ждали и любили. И всегда будут любить.
Часть 5
К концу лета уже более менее всё успокоилось и позабылось. Вот только ожоги Катькины, – как мы знаем, – оказались не такими простыми, а вызваны сильнейшим воздействием радиации. Выяснилось это благодаря тому чудаку с интересным старославянским именем Ведомир, что означало «ведающий». Как такое оказалось возможным? Да кто бы знал.
Выглядел этот мужчина довольно обычно. На вид лет шестьдесят или немного за седьмой десяток. Среднего роста и телосложения, с редкими, седовато-серыми волосами на голове. Голова у него была не маленькая, объёмная. Если и одевать головной убор, то либо безразмерный, либо максимальный шестьдесят четвёртый размер. Обычный аккуратный нос, на котором изредка носил очки и небольших размеров глаза. Часто не бритый, с небольшой белой щетиной, но бороду и усы не отращивал. По крайней мере, пока. Через нечастую седину была заметна гладкая кожа с редкими пигментными пятнами. Ходил в тёмносерых брюках и лёгкой куртейке ветровке с белой рубашкой с длинным рукавом и потрёпанных ботинках. Он частенько говорил сам с собой, и временами был слегка… не то, что б нервным, нет. Просто неспокойным. Через чур активным. Всё время таскал с собой этот прибор. Это был индикатор, сигнализатор радиации, который не имеет цифрового табло. Очень простой прибор с довольно небольшой чувствительностью и плохой точностью. Подавал сигнал о «фоне» звуком или мигал светом. Старался никогда его не показывать.
За его нестандартное поведение, некоторые люди считали Веду немного… того. Но никогда не причинил ни одному жителю вреда, а только старался помочь.
Однажды, он прибежал к дому бабушки Жени (который в будущем стал домом семьи Пришлых). Весь испуганный, дышет-дышет, отдышаться никак не может, глаза широко раскрыты. Рыскают, ищут что-то, или кого-то. А рано ещё было. Катька и Данька сидели дома, недавно проснулись.
