«Эх, закончилась и его подписка… подписка на жизнь», – размышлял с грустью про себя Ведомир.
– Ты что приуныл, призадумался, а? Дядька Ведомир. Ты бери, ешь, булки то. Я что, просто так из дома притащила? – Марина придвинула тарелку с зарумяненными плюшками поближе к мужчине. Выплеснула из железной кружки его недопитую колодезную воду, и налила из кувшина коровьего молока.
– А? Да-а… – с грустью произнёс и выдохнул. – Спасибо, Маринушка, спасибо. – Он отошёл от непонятного забвения воспоминаний давнего прошлого. Возможно, они были не самые приятные. Но ведь не все же? Обязательно должны быть и хорошие. Он в это верил.
– Кончилась давно моя подписка на молодость. А продлить никак не представляется возможным, э-эх… Голова совсем уже не та, что раньше.
Взял плюшку, поднёс поближе. Прикрыл глаза и нюхал, глубоко затягиваясь приятным, сладковато-ванильным ароматом домашней сдоби.
– Эк-х, – Евгения крякнула, стоя у стола, – чудак ты Ведомир, мозги твои совсем до дыр, уже того…
– Ага, хоть и старше ты его. Ну, давай, а то что, пользуешься нашим гостеприимством, хлеб да чай, а весть сказывать уже и позабыл, мозговий сыр? – Маринка улыбнулась ему по-доброму, но глазками то говорила: давай, речь подавай, а то отберу из рук плюшки и каравай.
– Вот вы гоштя как, значит… прожефать не даёте… – старался быстрее умять плюшку, запивая большими глотками молока. – В общем, девоньки, красавицы вы мои ладные, да возрасту непокладные, – начал он, а женщины прямо засмущались, заулыбались. В уголках рта появились скобочки-морщинки. Глаза смущённо-весёлые, в лёгком прищуре, старались смотреть куда-то в сторону. Избегали сладких слов из ладных губ гостя.
– Спустился значит, иду. Озеро уже недалече, через пять минут виднеться будет. Трава не очень высокая по сторонам, но зелёная такая, и птички ранние поют, щебечут, сердце ди́вается, ох-х… – через несколько секунд лицо мужчины резко сменилось с блаженно довольного на перепуганное, растерявшееся. Не понимал, что происходит. Раскрыл свои глаза широченно, и водил ими, налево-направо, на Евгению и её дочь. Да только смотрел не на женщин, а куда-то далеко, сквозь них и дальше дома. И моргать не моргал. Пожелтевшие белки глаз с красными прожилками покрылись блестящей скорлупой влаги. Хлопнул пару раз открытым ртом, как немая рыба, и наконец-то продолжил:
– Но приборчик то мой, всегда со мной, его уж точно не проведёшь… Простенький, но надёжный, беспороговый звуковой дозиметр. Он как заурчит, затренькает ни с того, ни с сего, я аж подскочил на тропинке как козлом боднутый. Головой влево, вправо… А ничего не вижу.
– А чего ж ты там увидеть то захотел? Глаза твои пенсионеры… – выразилась баб Женя и негромко хохотнула. – Твой прибор измерительный, как твоя головушка, что наш сыр в холодильнике.
– Ох ну и бабы, – констатировал Ведомир. – Вам бы только смеяться да позабавиться над одиноким стар… мужиком. Не старец я ещё, не надо вот этого вот. И главное вас фиг поймёшь, толи и вправду вы шутки шутите, толь защитная реакция вашего организьму заиграла.
– Женский организм – загадка!
– Точно-точно!
Констатировали женщины.
– В общем, правее, метрах в пяти, как ты сказала – «глаза мои пенсионеры» заприметили слишком высокую траву. Аномально высокую. – Ведомир сделал упор на последнюю фразу, произнёс довольно серьёзно. – Прям такую, что… у-ух! – показал собранными в кулак пальцами и как-то неловко и резко дёрнул рукой вверх, в небо, отчего что-то хрустнуло и Ведомир с гримасой боли на лице схватился за локоть.
