Станция «Колхида» закрыта на карантин - страница 18
– Алё, примите-распишитесь…
– Сейчас, – машинально ответила я, даже не пошевелившись, а сама продолжила как зачарованная таращиться в экран.
В кадре появилось Настино лицо. Опухшее и какое-то помятое, будто она пила без просыху долгие годы, а не являлась крепкой здоровой школьницей неполных семнадцати лет. Кожа на щеках и подбородке отслаивалась сухими корками, губы растрескались, а глаза, усеянные точками лопнувших сосудов, отливали желтизной. Только сейчас я сообразила, что дело было вовсе не в косметике… Настя разинула густо-фиолетовый, будто после килограмма черники, рот. Из по-жабьи раздувшейся глотки вырвался стрёкот, как у очень большой саранчи.
– Вот срань! Это же эта… блогерша, как её…
Я вздрогнула, едва не выронив телефон. Девочка-курьер склонилась у меня над плечом и с интересом следила за происходящим на экране. Между сложенных бантиком губ мелькнул ярко-розовый леденец, облизанный до идеальной гладкости. Под ногами валялась раскрытая сумка, откуда высовывались целлофановые пакеты.
– В точку, – согласилась я, решив проигнорировать чужую бесцеремонность. Иначе пришлось бы отрываться от просмотра, а я боялась упустить объяснение Настиного кошмарного вида.
Череп бывшей подруги покрывали белёсые волосы-отростки, между прядей запутались клочки ороговевшей кожи. На бугристый лоб стекала мутная жижа. Настя вновь издала стрёкот, поведя головой из стороны в сторону, и выпрямилась в полный рост. Одежды на ней не было. То есть вообще никакой, даже белья. Странная зараза спускалась с головы на тело дорожками волдырей. Белёсая щетина торчала из шеи уродливым гребнем, пробивалась из пупка, росла под рёбрами и на бёдрах.
– Охренительный грим! Это у нас снимают, да? – Нахальная девочка склонилась ниже, прикусила губу и сощурила и без того вытянутые к вискам глаза. Короткие пряди её каре пощекотали ухо, пришлось почесать его о плечо.
– У нас, – согласилась я, вовсе не уверенная, что наблюдаю макияж или спецэффекты. – В двенадцатом блоке.
В это время Настя перешла из спальни в прихожую, удерживая камеру перед лицом. Шея или скорее зоб продолжал пульсировать, словно кто-то сдувал и надувал воздушный шар. Настя открыла дверь и положила свободную руку на косяк.
Я прошептала:
– Ёшки-матрёшки…
Мне показалось, или из трещин между пальцами действительно выскользнули… жгутики какие-то, мелкие, тонкие, похожие на червей? За долю секунды они перебрались в толщу стены, оставив на поверхности россыпь игольных отверстий.
– Чего это она делает? – Девочка-курьер высунула леденец до половины, повертела его туда-сюда языком и с хлюпаньем втянула обратно.
– Понятия не имею.
В углу экрана отображалась статистика. Число зрителей: один, больше трансляцию никто не смотрел. Дрыхли все школьные подружки, и в страшном сне не представляя, что происходит с их кумиром.
Выйдя в общий коридор, бывшая подруга переключила камеру с фронтальной на заднюю, показав ряд дверей в соседские квартиры. Все до единой оказались распахнуты настежь, а над лестницей свесило объектив с потухшим светодиодом устройство для наблюдения. Ракурс съёмки переместился. Похоже, Настя опустилась на четвереньки.
Коридор в кадре дрожал и раскачивался, первая из открытых дверей медленно надвигалась, демонстрируя пустую прихожую и такую же безлюдную гостиную за ней. Судя по спартанскому набору мебели и отсутствию личных вещей вроде раскиданной одежды или грязной чашки, никто здесь не жил. Камера вернулась в коридор и двинулась дальше. Следующая квартира принадлежала семье с ребёнком: на полу валялись игрушки и изрисованная фломастерами раскраска. Я невольно нащупала и стиснула запястье курьерши.