Но жизнь иронична до издевательства над здравым смыслом и обычно сурова. Он действительно оказался в этом доме. Но в качестве подселенца-жильца, с правами на одну комнату, с женой Евдокией, которую нашел и подхватил с собой по привычке брать то, что ему не принадлежало.
Евдокия была сельской девицей, однажды неосторожно задержавшаяся на околице села, где любовалась грозными отрядами красных. Там-то её и заметил Бобков…
Комната была большой с двумя окнами: одним на улицу и другим во двор. В длинном глухом коридоре Иван организовал кухню. Окно во двор удлинил и поставил дверь. При выходе во двор плотник соорудил пристройку с деревянным крыльцом, на котором можно было в душный вечер вдыхать медовый запах акаций, растущих во дворе.
Своих соседей Бобков не знал – ему было некогда. Время было горячее и день кормил год. Он очень быстро прошел путь от шофера до заведующего хозяйственной частью губисполкома, оставаясь негласным сотрудником своего начального поприща.
В это время началась новая экономическая политика, и приходилось уже бороться с дурной привычкой брать чужое. Но Бобков понимал, что это ненадолго и тихо смеялся, когда видел тех недобитых буржуйских выкормышей, опять как грибы растущих по городу, ощущающих себя новыми хозяевами жизни.
Надо был потерпеть, а он умел это делать.
… Для Жоржа начался период мучительного поиска возможности сближения с Рахилей. Он не был искушен в вопросах обольщения женщин. Весь его опыт с этим племенем был ограничен визитом с компанией в дом с красным фонарем на привокзальной площади, завершившимся дурной болезнью и долгим лечением у знакомого врача…
Поэтому для начала он пригласил однажды Рахиль в единственный городской кинотеатр «Большевик». Рахиль с радостью согласилась, чем обрадовала и озадачила Жоржа одновременно. Он не понимал, что для домашней девушки любой выход из дома уже событие.
Они попали на новый фильм «Месс Менд». Перед началом фильма в фойе Жорж не поскупился купить две четвертушки пломбира. Они сидели и слушали игру на пианино тапера кинотеатра. Рахиль слизывала мороженое, с зажатой в пальцах четвертушки и смеялась. Жорж заметил, что она была веселой и смешливой девушкой. Главное с ней было легко и не надо было напрягаться и думать над тем, что говорить далее.
Рахиль рассказывала о школе, о подругах, бестолковых учителях и изображала всех со смехом. Жоржа осмелел и расслабился, даже несколько раз попытался что-то вставить в разговор, но этого и не надо было делать.
Рахиль сама справлялась с нитью беседы, наматывая её на челнок времени.
Вскоре пригласили в зал и начался фильм. Он был долгий и для Жоржа непонятный. Гремел инструмент, в зале курили и громко смеялись, и все происходящее больше напоминало ему базар, чем кинотеатр. Через два часа в зале зажегся свет.
Они медленно шли темными улицами города к дому. Вдруг Рахиль доверчиво взяла Жоржа под руку и прижалась к нему. – Я боюсь темноты, – прошептала она ему. – Мне кажется, что сейчас из переулка вывалится компания и начнет измываться над нами.
Жорж хмыкнул и громко рассмеялся. Рахиль от неожиданности остановилась.
– В этом районе меня не только не тронут, но если понадобится, то и проводят домой со всеми почестями. Это мой город. От вокзала до Нахаловки. Не бойся ничего пока я с тобой,– уверенно пробасил он девушке и так уверенно, что страхи прошли, и впервые за вечер у неё проснулось чувство признательности и благодарности к этому молчаливому и надежному человеку.
