– Он возвращается, готовь ужин, – говорит девушке, отвечая на немой вопрос. – Ничего не скажу, сама увидишь и узнаешь.
– Как долго, – вздыхает Аня. – Я давно ничего и никого не ждала.
– Да, – смеётся дед. – Все. Не мешай. Ему еще надо дойти.
* * *
Спуск с горы кажется труднее, чем подъем. Медленно спускаюсь к месту, где столкнулся со змеями. Ноги словно сами туда несут. Сопротивляясь инерции движения, перед грудой камней останавливаюсь. Стараюсь ступать как можно тише, крадусь. Обхожу камень, вглядываюсь в поисках змей, пропускаю главную угрозу. На камнях сидит бурый медведь, смотрит на меня. Знаю, что бежать нельзя. Вспоминаю лицо Шаманки и радостное чувство осознания, что хочу быть с ней. Понимаю, что убью любого, кто встанет на моём пути. Под рукой нож. Мысленно, глядя в глаза медведю, произношу, как молитву: «Би – оньо чжу! (Я – рисунок чжурчжэней!)». Медведь не шевелится. Не спуская с него глаз, шагаю обратно за камни. Стараясь не шуметь, крадусь вниз со склона, смотрю вперед, под ноги, оглядываюсь назад. Никто не преследует. Помню про змею, промахнувшуюся в броске.
Тварь укатилась по склону вниз, но куда?
Змея поджидает возле ручейка. Блеск золота. Стремительно атакую серую гадину, притаившуюся возле камня, напротив маленького озерца воды. Добиваю, выхватываю нож и отсекаю ей голову, отбрасываю агонизирующее тельце. Исследую ручеек на наличие опасностей. С наслаждением умываюсь в таежной воде. Пить не стал. Не рискую. Кусок золота остаётся торчать в земле. Золото здесь несёт смерть.
Спускаюсь к подножию скалы, смотрю на компас. Из-за медведя сбился с пути. Пришлось идти, чтобы выйти на юг. Вскоре выхожу на полянку, где возле костра сидят Шаман с Шаманкой.
Девушка подскочила и бежит навстречу.
– Иниги би-йэу? Лалими-дэ, гэктими-дэ, будэсэи, гунэми (Ты жив?! А я думала, ты умер уже от холода и голода), – радуется Аня, спохватившись, переводит.
– Я тоже по тебе соскучился, пока ходил, – признаюсь. Не хочу врать.
– Нэу эдзэхи? Биату дзату? (Что дух-хозяин? Биату встретился?) – строго спрашивает дед.
– Не знаю, – пожимаю плечами. Достаю веточку из кармана, протягиваю ему. – Вот нашел среди камней на вершине.
– Йэу?! (Что это?!).
– Думаю, ответ на мой вопрос.
– Аиси худани эгди. Йэми эйни гадании? (Золото дорого стоит. Почему не взял?)
– Не захотел.
– Йэми? (Почему?)
– Понял, что золото несет смерть.
– Дзикписиэ? (Завязал узел? (Желание загадал?))
– Загадал.
– Самиэ-дэ, дзиасаини? Йэми манга бидзэ диганами?! (Знаешь, но скрываешь? Разве трудно сказать об этом?!)
– Не хочу говорить. Это личное.
– Сэгди эдэдзэй. Эйни дианайа (Молодец. Не говори), – соглашается. – Дэуэми? Дэумпилиэти (Устал? Отдохни).
Едва сажусь возле костра, чувствую, как тяжесть наваливается на плечи.
– Амталайа (Попробуй на вкус), – говорит дед, протягивает флягу с настойкой. – Ма, дзаваидза! Вала ни одони! (На, бери! Стал удачливым охотником!)
Послушно делаю несколько глотков.
– Лалава дигайа! (Поешь каши!) – говорит девушка, протягивает миску с ароматно дымящейся кашей. С диким аппетитом уплетаю кашу с таежным хлебом. Осознаю, что отшельники взяли еду в лес только ради меня, чужака из города.
– Асаса (Спасибо), – искренне говорю им. Смеются. Невидимая стена между нами рухнула.
Обратный путь даётся нелегко. Часто спотыкаюсь, но не отстаю. Переправа в люльке через реку запоминается тем, как девушка нежно ко мне прижимается и горячо дышит в шею. К концу переправы испытываю чувство, близкое к оргазму. Дорога к дому. В тайге темнеет быстро. Чтобы не упасть, иду след в след за стройной фигурой спутницы, ни на секунду не отрываю взгляда от нее.
