Стеклистость - страница 10
Не с кем поговорить, знал Кронов, не с кем.
Для миллиардов счастье в корысти. Дом, жор и деньги (сто домов, сто хот-догов, сто тысяч денег) – вот и всё счастье… Массы о чём твердят? Где бы что поиметь побольше, как стать богаче. Только и можно с Сашей поговорить… А толку? Саша подросток…
Кронов взял сотовый, но не стал звонить. Он вдруг вспомнил, что позабыл про круг спиридоновский и про окский. Также он вспомнил, что видел боксы, как спиридоновский, повсеместно. Если, под видом евроремонтов канализаций, власть круги прятала – это факт в пользу множества оных. Бокс наблюдался близ Красной площади; есть бокс в Химках; есть бокс в Отрадном. Кронов их видел. А что опасны эти круги не в шутку, он убедился в случае с Волиным… Впрочем, может, и нет кругов. У Оки, может, был только смерч; Волин въехал не в круг, возможно, но в некий камень. На Спиридоновке, может, тоже – просто наладка водопроводов. Нынче ведь мода всё делать тайно, чтоб не мозолить, так сказать, глаз, – культурно.
– „Крокки“ у Даши был, – брякнул Саша, сбоку хромавший.
– Что?
– У неё был „крокки“.
Кронов вдруг понял, что речь о сотовых, и продолжил: – Я взял две трубки: „крокки“ для Даши, но молодёжный, и для себя обычный. Двести пять долларов. Это было давно уже.
Мальчик фыркнул. – „Оксиа“, в тонну баксов.
– Первый раз слышу. Что там за „Оксиа“? – Кронов спрашивал и додумывал про круги, уставившись в тротуар, пошагово ползший в ноги пыльным асфальтом.
– „Оксиа“ у неё, смартфон теперь… Фёдор Павлович, – начал мальчик, – ваша фамилия от монеты „крона“? В смысле Рублёв там, Стерлингов, Грошев?
– Вряд ли. От „хроно“, то есть от „времени“. Связь и с вечностью, и со временем. Либо, может, от Кроноса, это бог такой древнегреческий, что царил до порядков, принятых Зевсом. Кронос царил в век Хаоса; Зевс наладил мир Космоса. Космос с греческого – „порядок“.
– Знаю, не маленький… – Саша снял и протёр очки от загадочной, висшей в воздухе пыли. – Зевс правил с Герой. Были Венера, Марс, Аполлон, Диана. Светлые боги кончили с прежними, ну, с хтоническими страшилами, основали прекрасный мир для людей. Так в мифах.
– Нет, – начал Кронов. – Мир не прекрасный, а однобокий. Стали судить мир, как он был создан, и обнаружили в мире „зло“, которое оттеснили, а на оставшемся, – дескать, „добром“, – строят порядок, „добрый“, разумный и позитивный. Что ж ты, Саша, в этом прекрасной „доброй“ конструкции вечно споришь с отцом, скажи, а вчера бил парня?
– Парень? Он первый… – Мальчик нахмурился. – Да он гопник! Мы незнакомы. Вышел из дома, он мне навстречу, деньги дай… Ну, я отдал бы, он был старше, да и обкуренный. Но у дома – обидно, я его стукнул; тут как раз вы… он смылся. – Саша хромал с натугой, светловолосый, в джинсах и в свитере, что болтался на тощем маленьком теле, в модных кроссовках с лейблами, в очень сильных очках. – Вы, значит, враг разума? Вы агностик? социопат?
– Я – против первенства человеческого „добра“. Оно – плод разума. Вред от разума – в им вменённых табу, в запретах, что, взросши в этике, проросли в науки, в их постулаты. Хватит об этом… Ты на занятия?
Саша с ходу пнул камешек на асфальте. – Не на занятия. Просто дело есть… Вы звонить собирались? – бросил он, видя, что собеседник долго шагает с сотовым в кулаке.
– Не буду. Школа ведь близко, – вымолвил Кронов.
– Вы вот философ… – Мальчик помедлил. – Это зачётно. Были бы президент, улучшили бы нам жизнь? А если бы были Кроносом, оживили бы орфов, гекатонхейров, гарпий, горгон, циклопов и беспорядок?