— Но ты решил меня всё же обвинить в том, что я не могу даже за кошкой присмотреть.
— Мариш, я не об этом...
— Не об этом, значит? Но я же только что слышала, как ты сказал, что я не налила воду в поилку, и бедная-несчастная кошка посидела несколько часов без воды. Но знаешь, когда я утром уходила, в ее поилке было достаточно воды, как и в миске корма, чтобы быть уверенной, что Мурка не умрет с голоду. Я умею заботиться о животных. Ты же не сдох, пока жил со мной все эти годы!
Выплевывая каждое слово, словно отравленные ягоды, я смотрела на мужа. На то, как менялось его лицо, как наполнялись свирепой яростью глаза, а губы сжимались в тонкую полоску. Как ходили желваки и стискивались кулаки. Что я ожидала увидеть, бросая в мужа обвинения? Раскаяние, принятие, мольбу. Но все, что я сейчас заметила, так то, что разозлила мужа так, как не злила, кажется, вообще никогда.
— Животное? — прохрипел он, когда я наконец замолчала, часто и поверхностно дыша. Мое сердце колотилось с такой скоростью, что еще чуть-чуть, и оно могло взорваться.
— Я не это имела в виду, — осипшим голосом пробормотала, но Гриша уцепился за крючок, который позволил ему продолжить эту словесную драку.
— О нет, Мариш, я все правильно расслышал. И все верно понял. Ты назвала меня животным. Вот значит как ты ко мне относишься.
— А ты сказал, что я плохая хозяйка.
— Я не говорил, что ты плохая хозяйка. Я просто сказал, что у Мурки не было воды. Ты хотя бы это понимаешь? Я просто сказал...
— Нет! — рыкнула я, уперев руки в бока. — Хотя знаешь, что... — с дрожащим от злости голосом продолжила говорить: — Ты животное. Ты все правильно расслышал. Потому что будь ты взрослым мужиком с мозгами, то вовремя бы вспомнил, что у тебя есть жена, которая тебя сильно любит! И что твой проступок рано или поздно всплывет, и ты разобьешь ей сердце, — кричала я, размахивая руками и роняя вновь проклятую сумку. — Ты бы даже не подумал сделать то, что сделал. Ты бы послал всех к чертовой матери и приехал домой, обнял меня и сказал, как сильно любишь! Вот на этом закончилась бы та история. Но нет! Ты позволил своим животным инстинктам взять вверх, и смотри к чему это все привело? А?! — И я развела руками, показывая разруху, царящую внутри меня и брошенную под ноги сумку, из которой вновь все вывалилось бесформенной массой на пол.
Гриша тихо выдохнул и повесил голову.
Здесь ему нечем крыть. Он понимал, что я права. И понимал, как сильно облажался.
— Поэтому не смей меня ни в чем упрекать. Я не давала повода сомневаться в себе. Во всем виноват только ты. А теперь уходи.
— Мариш...
— Проваливай, — надрывно произнесла я и только сейчас поняла, как ровно звучал мой голос, полный слез. Поднесла ладонь к лицу, и кожа вмиг намокла от потока хлынувшей из глаз соленой влаги.
Гриша промолчал. В таком же молчании он развернулся, сходил в спальню, откуда через несколько секунд вернулся с небольшим чемоданом, перешагнул через мою брошенную на пол сумку и покинул квартиру.
Я так и стояла посреди коридора и плакала, не издав ни звука. И лишь когда за моей спиной с тихим хлопком закрылась дверь, я опустилась на колени и трясущимися руками собирала вновь выпавшие из сумки вещи. Ко мне бесшумно подкралась Мурка, которая до этого момента и нос высунуть боялась, и, присев рядом, посмотрела на меня.
Всхлипнув, я уперлась ладонями в пол. Как все может испортить одно случайно брошенное слово!
