Сто и одна ночь - страница 59

Роджер достает из рюкзака конверт. Я знаю, что там, но до последнего надеюсь ошибиться. Открываю и вместо того, чтобы расстроиться, едва сдерживаю улыбку. Мы с Графом отлично смотримся. Да что там! У нас одна аура на двоих, мы словно внутри нее, как в мыльном пузыре.

В черно-белых тонах Граф выглядит еще притягательнее. Роджер — отличный фотограф. Мне только не повезло с тем, кто у него заказчик.

— Вот и зачем столько бумаги переводить? Мог бы просто отцу на комп скинуть.

Располагаю стопку фотографий так, чтобы на них падал свет фонаря. Разглядываю снимки.

Вот мы с Графом стоим у старого дома в Маленьком городе, над нами хоровод листьев. Вот я, улыбаясь, дарю Графу листок... Он протягивает руку... Прячет листок за пазуху... Дарит мне каштан... Ломает замок на двери... Мы входим в дом... Я — крупным планом — склоняюсь над граненым стаканом, рассматривая тончайшие стебли сухих цветов. Вот Граф подает мне руку, помогая перепрыгнуть через провалы в ступенях.

Как Роджер вообще умудрился это снять? Там же и окна нет.

Вот Граф хватает меня за запястье... Я целую его…

У меня перехватывает дыхание. Ладно, самой-то себе я могу признаться: люблю целоваться с Графом. Это… невозможное… непередаваемое ощущение.

Борьба с Графом… Придорожное кафе… Вокзал…

Вздыхаю. То, что происходило на вокзале, папе не понравится так же сильно, как и мой поцелуй.

Задумываясь, машинально перебираю оставшиеся фото. Затем кошусь на рюкзак Роджера, в котором, вероятно, лежит фотоаппарат.

— А сегодня ты тоже… снимал?

Дожидаясь его ответа, сглатываю комок в горле.

— Черт, Роджер! Это перебор! Моему отцу совсем не надо такое видеть! Удали!

Впервые за все время общения у озера на лице Роджера, как подснежник сквозь колкий наст, пробивается улыбка. И я вспоминаю, что окно на кухне Графа было зашторено. Уф…

Я только что выдала сама себя.

— Роджер. Это лишь твои догадки! Ты точно меня слышишь?

Его улыбка все ширится.

Я не могу ему угрожать. Мне нечем его шантажировать и нечего предложить. Поэтому просто протягиваю фотографии, но в последний момент выхватываю из его пальцев и заглядываю в конец стопки. Выбираю один из последних снимков, сделанных вчера возле «Понтиака», после испытания на вокзале. Граф обнимает меня. Его лицо — крупным планом. Оно настолько выразительно, что я чувствую боль в солнечном сплетении. Он переживает за меня. Ему плохо. И что-то еще… Что-то светлое…

— Это фото я забираю себе.

Не жду согласия Роджера. Засовываю фотографию к себе в сумочку и возвращаю куртку.

Все, я готова.

Рев мотора.

Последний поворот.

Мы на месте.

Я люблю этот дом. Уютная коробочка с коричневой черепицей и садом, который подступает к самым стенам. В особо ветреные дни веточки яблонь царапают стекла. А теплой осенью так упоительно пахнет спелыми яблоками, что дух захватывает.

Забор невысокий — с улицы видно и крыльцо с фонарем, который папа зажигает каждую ночь, и аккуратно стриженную лужайку, и будку, где живет старый добрый Арго — породистая немецкая овчарка.

Я открываю калитку, и пес бросается на меня, неистово виляя хвостом.

— Сидеть, Арго! Сидеть! — как можно более строгим голосом выкрикиваю я, эта овчарка способна сбить меня с ног.

Арго слушается. Поскуливая, лупит хвостом по земле и нетерпеливо переминается с лапы на лапу.

Стоит уехать из дома хотя бы неделю, и от его запаха — такого незаметного при каждодневном ощущении — начинает щемить сердце. Правда, сегодня мои мысли о другом: выйти бы сухой из воды.