Капитан Орехов спустился последним. Его появление в трубе словно поставило точку в невысказанных сомнениях. Все замолчали. Стало так тихо, что Сашок слышал, как капли воды медленно стекают по стенам трубы, разбиваясь о металлический пол с тихим звоном.
Орехов оглядел построившихся бойцов. Его взгляд скользил по лицам – безразличный, холодный, оценивающий. Не как командир, смотрящий на своих людей, а как мясник, прикидывающий качество туш.
Капитан Орехов коротко кивнул, и стало ясно – пора.
– Первое отделение, вперёд, – произнёс он тихо, но в спёртом воздухе трубы его голос прозвучал с неестественной чёткостью.
Старший первого отделения – Игорь Савченко, кряжистый мужик с седой щетиной – глубоко вдохнул и повернулся к трубе. Его плечи напряглись, будто он собирался нырнуть в ледяную воду. Фонарь на его каске осветил внутренность трубы – чёрную, бесконечную, уходящую во тьму.
Игорь шагнул вперёд. Металл под его ботинками отозвался низким, утробным скрипом. Звук разнёсся по трубе, отражаясь от стенок, становясь глубже, протяжнее – словно сама труба застонала, принимая первую жертву.
Савченко сделал ещё шаг, и ещё. Его фигура, сгорбленная из-за низкого свода трубы, постепенно растворялась во тьме. Луч фонаря плясал по стенам, выхватывая пятна ржавчины и потёки конденсата. Звук шагов становился всё тише, глуше – будто труба поглощала не только свет, но и звуки.
– Следующий, – скомандовал Орехов.
Миха, тот самый шутник, оказался вторым. Его лицо, обычно подвижное и живое, застыло каменной маской. Он перекрестился – быстро, украдкой, словно стыдясь этого жеста. Потом глубоко вдохнул и шагнул вслед за Савченко.
Снова заскрипел металл. Снова разнёсся этот звук по трубе – теперь уже двойным эхом, словно кто-то невидимый вторил шагам Михи из глубины.
Третьим был Леха. Он задержался на мгновение, глядя в темноту трубы, как в пасть чудовища. Потом выругался – коротко, зло – и шагнул вперёд. Его широкие плечи едва не касались стен трубы. Казалось, он вот-вот застрянет, но Леха втянул живот и протиснулся внутрь. Металл под его весом заскрипел громче, протяжнее – словно труба сопротивлялась, не желая принимать его.
Один за другим бойцы входили в трубу. Каждый медлил перед входом – кто на секунду, кто на полминуты. Каждый смотрел в черноту перед собой и думал одно и то же: не выйду. Не вернусь. Это конец.
Но каждый делал этот шаг.
Сашок наблюдал, как его товарищи исчезают во тьме. Кто-то шептал молитву, кто-то сжимал в кармане талисман, кто-то просто стискивал зубы. Труба забирала их – одного за другим, поглощая, как голодное животное.
Очередь медленно таяла. Бойцы один за другим исчезали в зеве трубы, их фонари превращались в тусклые точки света, которые постепенно гасли в темноте. Сашок переминался с ноги на ногу, ощущая, как по спине стекают капли холодного пота. Горло перехватило. Он сглотнул – с трудом, будто проталкивал камень.
Перед ним остался только один человек – Петрович из второго взвода. Старый прапор с седыми висками и шрамом через всю щеку. Петрович перекрестился, пробормотал что-то неразборчивое и шагнул в трубу.
Настала очередь Сашка.
Капитан Орехов стоял сбоку, неподвижный, как статуя. Его взгляд – холодный, оценивающий – скользнул по Сашку.
– Давай, – произнёс он тихо.
Сашок сделал шаг вперёд и замер. Труба раскрывалась перед ним – чёрная пасть, уходящая в никуда. Металлические стенки тускло блестели в свете фонарей, словно влажные от слюны. Сашок вдруг почувствовал, что его тело не слушается. Ноги будто приросли к полу.
