– Сколько ждать-то будем? – донеслось из темноты.
Никто не ответил. Этот вопрос висел в спёртом воздухе ниши, отражался от металлических стенок, проникал в мысли каждого. Сколько? День? Неделю? Месяц?
Время в трубе потеряло смысл. Сашок проверил часы – стрелки показывали полночь. Но что это значило здесь, в железном чреве, отрезанном от мира?
Прошло несколько часов. Усталость постепенно отступала, сменяясь тягучим, вязким ожиданием. Кто-то спал, кто-то перешёптывался, передавая термос с чаем. Свет от налобных фонарей и переносных ламп создавал в нише призрачные тени, танцующие по изогнутым металлическим стенам.
Сашок смотрел на эти тени, пытаясь различить в них что-то знакомое. Вот эта похожа на кошку. А та – на дерево возле их дома в Липовом Ручье. Он улыбнулся своим мыслям.
Вдруг фонарь в дальнем углу ниши резко погас. Без предупреждения, без мигания – просто исчез, словно кто-то накрыл его ладонью.
– Э, что за? – донеслось из темноты.
Никто не ответил. Тишина сгустилась, стала осязаемой.
Второй фонарь – тот, что висел на крюке посередине ниши – замигал. Раз, другой. Свет то исчезал, то появлялся, выхватывая из темноты напряжённые лица солдат.
Все разговоры стихли. Сто пар глаз уставились на мигающий фонарь. В тишине было слышно только тяжёлое дыхание.
– Батарейки сели, – прошептал кто-то неуверенно.
– У обоих сразу? – возразил другой голос.
Мигающий фонарь продолжал свою нервную игру со светом и тенью. Вспышка – и Сашок видел бледное лицо Вовы, сидящего напротив. Темнота – и только силуэты, неясные очертания. Вспышка – капитан Орехов, с каменным лицом наблюдающий за происходящим.
– Твою мать, – тихо выругался кто-то в темноте. Голос был тихим, почти шёпотом, будто боялся разбудить что-то большее, чем просто страх.
Мигающий фонарь вдруг застыл в полутьме – не погас полностью, но и не горел в полную силу. Тусклый, болезненный свет едва пробивался сквозь пыльное стекло.
– Проверьте свои фонари, – раздался спокойный голос капитана Орехова. – И не устраивайте панику.
Щелчки включателей, шорох одежды. Лучи света заметались по стенам ниши, как испуганные птицы.
– У меня нормально, – сказал кто-то.
– И у меня.
– Всё работает.
Постепенно напряжение начало спадать. Но что-то изменилось в атмосфере ниши. Словно кто-то невидимый прошёл между ними, оставив после себя холодный след.
Ночь ползла медленно. Кто-то пытался спать, кто-то перешёптывался, большинство просто сидели в тишине, уставившись в пустоту. Время в трубе тянулось, как смола – густое, липкое, бесконечное.
Сашок задремал, привалившись к рюкзаку. Ему снилась мать – она стояла у калитки их дома, вглядываясь вдаль, словно ждала кого-то. Проснулся он от чужого шёпота – такого тихого, что сначала подумал, будто это продолжение сна.
– Слышь, Серый, – голос принадлежал Артисту, который сидел метрах в трёх от Сашка. – А ты вот того… с белой повязкой… раньше видел?
Сашок приоткрыл глаза. В полумраке ниши Артист наклонился к своему соседу – щуплому пареньку, которого все звали Серым.
– Да вроде был с нами, – неуверенно ответил Серый, почесывая затылок.
– А ты имя его знаешь?
Тишина. Серый задумался, беззвучно шевеля губами, словно перебирая в памяти имена.
– Не помню, – наконец выдавил он. – А что?
Артист ещё ниже наклонился к собеседнику:
– Просто он всё время в стороне держится. И не разговаривает ни с кем. Я к нему подсел час назад, а он даже не посмотрел на меня.
