За три дня разборок внутри Геннадия все застыло. В голове была пустота. Заторможенность проявлялась и ночью, не давая ему уснуть. Ляпин впервые столкнулся с неприкасаемыми, и в мозгах шла переоценка ценностей. До этого случая он твердо верил в постулат, что перед Законом все равны. Об этом писали, говорили, снимали кино. А оказалось, что очень просто можно обелить взяточника и обвинить несогрешившего. Почему не забили в набат средства массовой информации? Где они, эти журналисты самой правдивой в мире газеты с названием «Правда»? Наконец, его вызвал начальник управления:
– Присаживайся, Геннадий Сергеевич, – начальник достал из сейфа начатую бутылку армянского коньяка, налил в две пузатые рюмки, одну подвинул Геннадию. – Давай, чтобы разговор смягчить.
– Так все плохо? – спросил Ляпин, отхлебывая малюсенькими глотками коньяк.
– А хорошо пьешь, умело, – с одобрением заметил начальник.
– Так я ж вырос на Кавказском побережье.
– Ну, слушай. Дана команда завести на тебя уголовное дело, то есть око за око. Как сказал большой начальник: пусть на собственной шкуре испытает, каково быть несправедливо обвиненным.
– Это как же несправедливо-то, Николай Фомич? – Чуть не перешел на крик Ляпин. – Очень даже справедливо. Было вымогательство! Было! – Он стукнул ладонью по столу. – И взятка была. Его сажать надо.
– Сажать собираются тебя. И, поверь мне, посадят.
– Да меня-то за что? – Ляпин с трудом сдерживался – Я что не так сделал?
– А ты знаешь, в чем наша сила? Нам покажи обвиняемого, и мы подберем ему преступление. Грубо, но правда.
– И что дальше?
– А дальше прокурор переговорил о тебе со своим другом, и ты едешь в Магадан старшим следователем областной прокуратуры. И хрен кто найдет тебя там. Поработай на Севере года два-три, за это время, глядишь, или шах, или ишак, кто-нибудь да сдохнет. Прорвемся, одним словом. А прямо сейчас пиши мне рапорт на увольнение и марш в кадры за трудовой книжкой.
В кадрах его ошарашили сообщением, что на его трудовую книжку наложен арест: «Вы же понимаете, товарищ майор, что если Вы под следствием, то…» Не дослушав, Ляпин забрал заявление и поднялся на второй этаж к генералу. Такое багровое лицо начальника Ляпин видел впервые за службу. Генерал нажал кнопку переговорного устройства и в ответ на раздавшийся в динамике голос, выдал трехэтажный мат. Через пару-тройку минут в кабинет генерала влетел начальник отдела кадров, сунул в руки Ляпину трудовую, раскрыл перед ним журнал, где попросил расписаться в получении, потом вытянулся по стойке смирно:
– Извините, товарищ генерал-лейтенант, больше не повторится.
– Это само-собой. А ты сейчас будешь проходить мимо бухгалтерии, так передай, чтобы расчет сделали не-мед-лен-но и деньги выдали сегодня же. А то там раздолбаи не лучше тебя, без погоняла задницу от стула не оторвут.
От генерала Ляпин прогулялся в соседний гастроном, разжился там картонной коробкой из-под печенья «Привет» и, вернувшись в отдел, начал собирать в коробку личные вещи. «Гена, – подошла к нему Зинаида, – это правда?» Ляпин кивнул в ответ. Через час та же Зинаида опять подошла: «Гена, тут ребята сбросились тебе на подарок и поручили мне купить. А я что подумала: тебе ведь отвальную делать надо, так давай на эти деньги купим выпивку и закуску. Ведь хорошо будет?»
Неожиданно в груди Ляпина разлилось тепло, он улыбнулся: «Конечно, Зина. В твоей головке как всегда умные мысли возникают. С тобой в паре очень легко было работать». Зинаида часто заморгала, из уголков глаз по щекам протянулись две черные полоски. Помотав головой из стороны в сторону, она резко развернулась и почти бегом выскочила из комнаты.
