Справедливости ради, сам я тоже выборами не занимался. Повторю, не было ни желания, ни возможностей. В округах, где я был зарегистрирован, 6 октября 1996 года выборы тоже были признаны несостоявшимися. При этом, как ни странно, в обоих случаях мои цифры оказались вторыми: было бы понятно, если бы прогоревший банкир не получил ни голоса. По выборам в Государственное собрание меня опередил Кожанов, за которого было подано 511 голосов (20,5 %), у меня насчитали 421 голос (16,9 %). По выборам в городское собрание первым стал Михайлов: 156 голосов (31,5 %), у меня было 125 голосов (24,8 %).
Как бы то ни было, повторные выборы депутатов в тех округах, где не был преодолен порог явки, перенесли на 22 декабря 1996 года, соединив их с выборами исполнительной власти, президента республики и глав районных и городских администраций.
Это был мой шанс. Мне показалась интересной возможность разом побороться и за депутатский мандат, и за должность мэра. Откровенно говоря, исполнительная власть меня интересовала больше, поскольку только она могла дать административный ресурс, необходимый для продуктивной работы с многочисленными должниками «САН-банка».
Тем более что настроение за пару месяцев немного поправилось. Ситуация с банком потихоньку выправлялась. Мы сумели организовать поступление денежных средств и товаров от некоторых наших должников. От продажи здания банка в кассу каждый месяц поступали живые деньги. Народ перестал стоять у дверей.
В отличие от выборов трехлетней давности, сейчас я уже внутренне готов был стать мэром. В моем предвыборном штабе родилась шикарная идея: использовать главный недостаток, лопнувший банк, как главный козырь. Не помню, кто первым предложил лозунг: «Иду на выборы мэра, чтобы вернуть людям вклады». Лозунг для выборов в Госсобрание звучал чуть иначе: «Если стану депутатом, мне будет легче выполнить обещание».
В общем, я решил погнаться сразу за тремя зайцами и двинул свою кандидатуру в депутаты городского и Государственного собрания, а также на должность главы администрации Волжска.
Без упоминания об этом человеке разговор о Зотине был бы неполным.
С Леонидом Михайловичем Ивенским я познакомился на последнем курсе политехнического института. Он преподавал на кафедре политэкономии и читал нам лекции о научном коммунизме.
В системе советского высшего образования это был наиглавнейший предмет. Перед защитой диплома все без исключения студенты независимо от специальности обязаны были сдать государственный экзамен по научному коммунизму. Тот, кто не мог осилить этот экзамен, автоматически не допускался до защиты дипломного проекта.
Помню, накануне первой лекции по научному коммунизму я поинтересовался, кто преподаватель. Оказалось, наш курс будет вести парторг института. Новость не обрадовала. Предмет был тяжелый и мало кому давался без зубрежки. Мне было немного легче, поскольку всю свою сознательную жизнь я интересовался политикой, а в техникуме даже был членом исторического кружка «Щит и меч». И все же тот факт, что преподавать у нас будет парторг института, вверг меня в легкое смятение. Паниковал я зря: совсем скоро для многих из нас этот человек стал кумиром.
В аудиторию – а лекции по научному коммунизму слушали всем потоком – вошел высоченный, под два метра, человек. Черные кудрявые волосы, большие рот и нос, глаза навыкате: классический еврей. Он положил на стол портфель, казавшийся маленьким в его огромных руках, и начал говорить.
