– Вот и встретились Дед со Стариком!
И уже уняв смех, заметил, слегка картавя:
– Как эти клички возникают, откуда берутся? В тридцать лет как состарили меня, так и хожу Стариком. Вам повезло больше, − только Дедом окрестили. А что, и внуки имеются?
В ответ рассмеялся и Нестор, и ответил, что получил свою кличку как самый старший среди подпольщиков в Кутаиси, хотя ему тогда было-то менее тридцати. В те годы он для конспирации взялся носить роскошную окладистую бороду и выглядел старше своих лет. Вот с тех пор и тянется за ним это второе имя. В разговоре вспомнил Нестор и свое прозвище-погоняло среди уголовников − «Карандаш» и усмехнулся, пряча улыбку в бороду.
Посмеявшись над собственной шуткой, Ленин взялся расспрашивать о ситуации в Сибири, настроениях среди бойцов Красной Армии, о том, смогут ли выдержать люди, простые крестьяне еще более жесткое давление власти на местах. Разговор шел такой, словно врач перед операцией расспрашивает больного о его способности вынести сложнейшую хирургию без анестезии и пытливо оценивает, − не умрет ли пациент раньше времени от болевого шока.
Нестор отвечал, как видел расклад сил, какие бытовали настроения. Взялся заверять вождя, что на местах держат контру за глотку, а крестьянин сибирский, если и прижмут покрепче, − никуда он темный не денется.
− Нет, батенька, знаю я сибирского крестьянина. Сиживал в местах глухих, − в Шушенском, − слыхивали? Видел сам, как там все устроено, каковы настроения в деревне. Сибирский крестьянин – твердый собственник. Своего отдавать не станет по легкому. Ох, архи трудно с ним нам будет. Кулак очень опасен для Советской власти. Но что делать? Будем ломать, будем, если надо, расстреливать.
И теперь стало понятно, к чему клонил Ильич. Полыхнуло по всей стране, когда показалось, что дело сделано. Казалось бы, одолели Колчака, Деникина, Врангеля и десятки других лидеров белого движения с их армиями. Сотни тысяч враждебных элементов покинули страну через Черное море и Турцию, ушли в Китай, Монголию через всю Сибирь. Но тут вдруг восстал Кронштадт, разгорелось в Тамбовской губернии, заполыхало и в Сибири: занялось обширное на всю огромную территорию Западной Сибири Ишимское восстание, партизанский отряд неуловимого Ивана Соловьева шастал ‒ наводил свои порядки в Хакасии, разгорелась пламенем национальной борьбы Якутия. Дальний Восток также бурлил, и яростное сопротивление на местах серьезно портило настроение власти. Сослуживцы Нестора латыши Ян Стродс, Карл Некунде, прикрывшийся из-за неудобья фамилией Байкалов, − специалисты по удушению мятежников, мотались по Сибири без устали. А огонь противостояния не иссякал, − то унимался, казалось бы, но тлел и снова разгорался еще пуще, еще злее.
Жесткой чрезмерно оказалась новая власть большевиков для крестьянства, так много наобещавшая ранее свобод, земли и реальной собственности в виде заводов.
− «Обещали соломку стелить, − обманули, и спать ой как жестко на голых полатях со своей худобой, не хлебавши щей!» − сокрушались сельчане по всему востоку Советской России.
Понял Нестор в завершении разговора по пристальному без тени веселости взгляду и лицу с поджатыми губами, что разобрал его вождь сразу до винтиков и вердикт был прост: «Нам он полезен, а значит, нужен – пусть покуражится пока на воле, а там решим, что с ним сделать: чую – классово он нам чуждый элемент».
