Читать онлайн Вячеслав Нескоромных - Стойкие маки Тиит-Арыы

Вячеслав Нескоромных

СТОЙКИЕ МАКИ ТИИТ-АРЫЫ

Пролог

В Домодедово извечная суета, непрерывное людское движение, как поток молекул внутри организма.

Мы отправлялись с женой в Якутск и ждали посадки у заранее объявленного выхода. Стекались попутчики, росла, тянулась очередь, и было любопытно смотреть на тех, кого вместе с нами упакуют в аэробус и отправят через стылые разреженные пространства над землей на восток.

− Полет предстоит долгий, и мы вероятно увидим рассвет в полете, − подметила жена и поежилась, сложив плечики домиком.

Наша поездка была вызвана желанием совершить круиз на теплоходе по реке Лена до Тикси от Якутска. Нам показалось интересным увидеть суровый край там за Полярным кругом и северное побережье континента в тот период года, когда солнце не опускается ниже горизонта сутками.

Пассажиры уже выстроились, толклись вереницей, неспешно продвигаясь к выходу через пункт контроля. Здесь можно было видеть коренных представителей республики: пританцовывающих тинэйджеров с неизменными наушниками, с отрешенными и подсвеченными смартфонами лицами, зрелых мужчин и женщин, занятых друг другом, малышей с мамами и озабоченных отцов семейств. Все они выглядели по-современному, и сразу трудно было определить, − кто летит домой, а кому предстоит провести время в поездке в качестве гостей. Были здесь и якутские жители старшего возраста в нарядах прошлого века, но непременно с атрибутами современной жизни: в бейсболке на седой голове с надписью «I love NY», в ярких кроссовках на упругой подошве, что вполне сочеталось с одеждой с национальными мотивами.

Несколько пассажиров выделялись из общей массы. Я обратил внимание на группу женщин и мужчин, отличающихся неуловимо и одеждой, и манерами поведения. Когда прислушался, понял, что говорят они, то ли на финском, то ли на ином языке народов Прибалтики.

Скоро мы прошли в самолет и на несколько часов оказались во власти воздушных потоков и управляемого разумом человека крылатого аэробуса.

Лететь на восток, преодолевая несколько часовых поясов, периодически засыпая и просыпаясь в несколько очумелом состоянии, дело утомительное, но все может преодолеть человек, и мы ступили, наконец, на землю далекой республики и тут же стало понятно, что это земля северная. В середине июля было достаточно ветрено, накрапывал дождь и того обильного тепла, в котором мы пребывали в Москве, как небывало.

В аэропорту прибывших встречали, и оказалось, что нас не двое, а сразу несколько человек, прибывших общим с нами рейсом и собравшиеся провести две неделе в круизе. Милая миниатюрная девушка-якутка с плакатиком «Круиз на т/х М. Светлов» собирала прибывших и скоро к нам добавились туристы с других рейсов. Среди участников круиза, несколько сторонясь от общения, была и та группа пассажиров, которых я определил, как людей из Прибалтики.

Теплоход, пришвартованный у причала, принял нас приветливо. Ступив на палубу, огляделись, оценили чистоту и ухоженность палубы, приветливые улыбки встречающих нас членов команды. Туристов вышел встретить сам капитан в белом нарядном форменном кителе с сияющими золотом пуговицами и галунами на рукавах. Пришло в голову, что в пути мы будем достаточно долго и важно узнать тех, от кого зависит успех нашего путешествия в Заполярье.

В каюте я тут же уселся записать впечатления от первых суток нашего путешествия, рассчитывая накропать обширный текст для своего блога. Супруга, отметив, что мужик выключился из общения, тут же собралась и ушла пройтись по палубе, бросив в мою сторону, выходя из каюты:

− Я ушла прогуляться, все что увижу, расскажу.

Теплоход качнуло и почувствовалось, как плавно двинулся в путь наш плавучий дом, преодолевая зыбь волны стылой реки. Что река холодна, я ощутил, как только мы прибыли на пирс, − от водного потока потянуло прямо-таки могильным духом, и сразу захотелось достать курточку и отойти от берега.

Через час Марина уже была в каюте, и было заметно, что она несколько взволнована.

− Ну, что узнала? Давай рассказывай, − без предисловий я взялся расспрашивать супругу.

− Знаешь, Стас, на палубе я познакомилась с милой женщиной. Она из Иркутска и приехала посетить места, в которых случились необыкновенные и даже страшные события для ее семьи. То, что она рассказала для меня просто неизведанная «планета». Я ее попросила на ужине присесть с нами и рассказать более подробно. Тебе интересно?

− Да, наверное, − замямлил я, представив рассказ о семейных тайнах, украденном счастье и переживаниях от страдающей от недостатка внимания дамы преклонных лет.

Перед ужином мы вышли на палубу, изрядно приодевшись в теплое. Теплоход уверенно скользил по реке, ветер унялся, и можно было любоваться видами береговых линий, причудливыми скалами, теряющимися в дымке тумана.

За ужином, когда мы уселись за свой столик, Марина отошла и скоро вернулась с женщиной лет пятидесяти. Дама была невысокой, стройной для своих лет, европейской внешности, с некоторым налетом черт азиатки. Этот налет был столь тонок, органичен, словно талантливый художник, изобразив красавицу, решил добавить шарма и слегка поправил разрез глаз, форму головы, добавив к лицу европейской дамы чуток скуластости. А, вероятно, еще раз внимательно оглядев созданный образ, наложил тень на кожу лица, показывая, что и здесь присутствуют следы ветров и палящего солнца далеких степей Азии.

− Сельма, − представила жена свою новую приятельницу, а дама мило улыбнулась.

− Очень приятно, Сельма. Какое у вас необычное имя для русской из Сибири, − искренне подивился я, отметив, что отмеченная азиатчина не очень сочетается с именем, скорее скандинавским, нордическим.

− О, моя личная история, история моей семьи настолько сложна, что можно говорить о том, что я конечно сибирячка, но кровей во мне намешано волею судьбы множество. Русской крови, кстати, во мне только четверть, если считать по маме и папе. А имя мое мне дал папа в память о своих близких, погибших именно на этой реке в далекие годы войны.

− Как же так? Войны?

− Да. Я работаю в университете на историческом факультете. Занялась исследованиями гражданской войны в Сибири и для меня открылись малоизвестные факты. Многое мне стало более понятно и о истории моей семьи. Я приехала поклониться тем, кто остался здесь навсегда, увидеть здешние суровые места, могилки и помянуть людей, жизнью которых распорядились легко и бездушно, словно просыпали на землю крупу и, махнув рукой, не стали ее собирать – упало, и ладно, – пропало. Мое появление на свет белый так же случай, который из-за жестоких событий той поры мог и не случиться и даже невероятно, что это произошло.

Вечерами, прогуливаясь с Сельмой, мы слушали ее полный волнения и горечи рассказ. Каждый раз, когда теплоход останавливался на пути у селений на берегу реки, мы могли видеть с воды часовни, полузаброшенные кладбища и мемориалы в память о той «просыпанной властью крупе», − людях, жизнью которых распорядились жестоко, преднамеренно обрекая на гибель.

История эта развернулась перед нами полотном вселенского размаха на просторах огромной замороженной северной территории: все в этих бескрайних пространствах величественно, − и течение рек на тысячи километров, через бескрайнюю тайгу, болота и вечную мерзлоту, и подпирающий мерзлую землю с севера океан, укрытый льдами; безмерно велики и беды, которые могут создать люди, верша по своему разумению, исторические процессы, и конечно война, отразившаяся на судьбах всех нас, − так или иначе.

Обоз среди снегов. 1922 год

Вдоль поймы реки Лена строкой-гусеницей двигался обоз-эшелон, включавший более ста саней. Катились санки друг за дружкой по узкой натоптанной дороге среди бескрайнего снежного поля с редкими перелесками.

Снег в эту мартовскую пору еще сиял по-зимнему, выдавая с утра свечение всех мыслимых и невероятных отблесков утреннего солнца, но воздух днем уже был полон грядущего тепла, которое, пробовало править-царить в воздухе. Промороженный за ночь воздух над снежным полем искрился цветами радуги, словно отражающие свет просыпанные на снегу бриллианты, рябило в глазах, и чудились вокруг пушистые солнечные зайцы.

Как бы подкрепляя иллюзию о зайцах на пригорке среди кустов и правда, появился ушастый, совершенно белоснежный обитатель здешних перелесков. Зверек внимательно оглядел идущий в низинке обоз, постриг ушами и отметив, чутко просканировав запахи, что лучше схорониться, сиганул в сторону, путая следы.

Лошади, трудясь в упряжи, фыркали, очищая ноздри от инея и льда, трясли головами, украшенные проседью заиндевелых грив. В десятках саней, укрывшись овчиной, в косматых шапках сидели, нахохлившись, словно птицы в непогоду, вооруженные люди. В санях грудились ящики, стояли укрытые рогожкой пулеметы, чьи замороженные рыльца выглядывали из-под тряпицы и предупреждали о несносно-смертельном своем характере. Позади обоза тащились и пушки, установленные также на сани. Шел обоз неспешно, голоса седоков слышались изредка, оно и понятно: о чем говорить, коли в пути уже второй месяц – переговорили о многом, и не раз.

Порой раздавалось деланно басовито:

− Гой, пошла, пошла! − в адрес заскучавшей лошадки и было понятно, что это сам возница задремал в пыльном тепле тулупа, поводья провисли, – вот лошадка и встала.

Путь боевого подразделения Красной Армии лежал от Иркутска в направлении Якутска: ожидали прибытия в столицу края к середине дня.

Яшка Астахов сидел на санях, укрывши ноги кошмой. Был молодой солдат в старом тулупе с большим серым с желтизной от старости воротом и смотрел назад – против направления движения, навалившись спиной на ящик со скарбом. Перед парнем маячила уже третий час дороги рябая голова коня, запряженного в санки позади Яшкиных саней. Рябой тряс головой, избавляясь от нарастающей на морде измороси и льда. Заиндевелый лик лошади была живописен и трогателен: белые от инея ресницы хлопали, словно крылья зимней бабочки, а укрытая заиндевелым мехом плоская проплешина под сбруей, широко дышащие ноздри, создавали забавное зрелище неведомого природе сказочного зверя. Рябой же, четко уловив, что под кошмой на скользящих перед ним санях лежит сено, все норовил подойти поближе и задрав мордой накидку выхватить сенца и похрустеть на ходу, труся неаккуратно сухой травой на дорогу.

Яшка был новобранцем. Его призвали под осень из деревеньки Тальцы близ Иркутска, едва ему стукнуло восемнадцать. Деревня раскинулась вдоль берега Ангары, убегая улочками вверх по склону в сторону тайги, что раскинулась вокруг до скалистого берега Байкала.

Потолкавшись на сборном пункте и послужив месяц в учебном центре, парень научился маршировать в строю, стрелять из выданной ему трехлинейки, колоть чучело из соломы винтовкой с острым трехгранным штыком. Научили молодого солдата отрыть окопчик и занимать по приказу оборону. Других премудростей строевой военной жизни за короткий срок обучения узнать парнишке не удалось, и была надежда, что они и не потребуются в дальнейшем.

Иссякла, словно после половодья, война мировая, стала выбиваться из сил и война гражданская. Белогвардейцы отступили накануне мимо Иркутска, теснимые пятой Армией Тухачевского. Зацепиться в Прибайкалье, как планировалось ранее Верховным Правителем России адмиралом Колчаком, не вышло. Ободренный наступлением Красной Армии власть в городе захватил военно-революционный комитет большевиков. Путь отступающих по бездорожью в пешем строю и верхами далее лежал по льду Ангары и Байкала в степные просторы Забайкалье.