– Вот когда нам будет по восемьдесят, тогда и будет любоваться деревьями! – активно закивал Акума. – А что еще остается делать, когда тебе восемьдесят?
– Вот уж нет! – возразил Кицуне. – Когда мне будет восемьдесят, я буду миллиардером и буду валяться у бассейна в собственном особняке на Гавайях!
И трое засмеялись, позабыв обо всех в мире сливах и вишнях. Затем Курт, давно не подававший признаков идиотизма, сладко растянулся по всей террасе, а потом сел, потирая плечо, которое отлежал.
– Эй, а во время этого вашего любования деревьями пись-пись можно? – брякнул он, сонно причмокивая. – Все-таки четыре чашки чая всосать – это вам не шутки!
– Если только не под деревом сакуры… – сдавленно сказал Гин, делая над собой неимоверные усилия, чтобы не хихикнуть. – За купальнями есть такая пристройка…
Курт подскочил, даже не дослушав.
– Окей, я разберусь!
И удрал.
– Что-то я сильно сомневаюсь, что он будет заморачиваться и искать эту пристройку. Обольет первую попавшуюся стену, – галантно хмыкнул Акума.
Кицуне накрыл лицо ладонями и неудержимо захихикал. В уголках глаз даже выступили слезы.
– Чего ты? – спросил Акума.
– Простите меня, – проскулил Кицуне сквозь пальцы. – Я просто представил, как люди сидят, любуются сакурой, и тут к дереву подходит Куруто-кун и…
– Тогда действительно было бы, на что посмотреть! – согласился Акума, и все трое залились неприличным дружным смехом, который было слышно на всю усадьбу.
– Эй, вы чего тут ржете, как кони? – поинтересовался Курт, когда вернулся.
– Ты отыскал ту пристройку, Куруто-кун? – спросил Гин, весь красный и потрепанный после такого яростного приступа смеха.
– А?
– Ты ведь превратил праздник любования цветением деревьев в праздник любования писающим иностранцем, правда? – вскричал Акума.
– Расскажи! Расскажи нам! – нетерпеливо закивал Кицуне.
– А?! И вы еще меня ненормальным считаете?! Как вам такое только в голову пришло?!
– Мальчики, вы где? Ваша купель готова! – позвала тетушка Гина издалека.
– Да! – отозвался развеселившийся Гин и спешно повел гостей в самый дальний конец усадьбы.
Курт был крайне удивлен, увидев за бамбуковым заборчиком небольшую дымящуюся лужицу, кое-как обложенную камнями, вместо бьющего фонтаном гейзера, который рисовало его буйное воображение.
– Эта купель самая горячая. Мой дядя очень добр, что приготовил для нас именно ее, – с гордостью сказал Гин.
– Как здесь классно! – пищали от восторга Акума и Кицуне.
Курт же, в свою очередь, чем ближе подходил к дымящейся купели, тем меньше понимал, что вообще происходит в этом странном государстве. Когда его завели в крошечную, всего на четыре места, омывальню с маленькой раздевалкой, где японцы начали снимать с себя кимоно, он еще думал, что все в порядке. Не полезешь же в купель в одежде, верно? Но когда они начали пристраиваться на низенькие табуретки напротив умывальных кранов, взяли лохани и начали наполнять их водой, он заподозрил что-то неладное.
– Куруто-кун?.. – удивился Гин, вдруг обратив внимание, что его главный гость с дикими глазами жмется в углу раздевалки и стыдливо прикрывается полотенцем, как красна девица. – Пожалуйста, садись, – указал он на свободное помывочное место.
– Зачем? – строго спросил Курт, неласково на него зыркая.
Гин растерялся и терпеливо ему объяснил:
– Прежде, чем зайти в купель, нужно помыться.
– Что за бред! – фыркнул Курт, безбожно краснея. – К чему такое обилие водных процедур, если в итоге все равно полезешь в воду?
