9 мая утром ехал я с женой на дачу пригородным поездом. Народу было не густо, так что много мест пустовало. Поезд уже тронулся, когда в вагоне появился высокий человек в камуфляжной одежде с большой чёрной собакой на поводке. Он прошёл мимо нас в середину вагона.
– Папаша, ты что разлёгся? Ну-ка, давай! двигайся, двигайся! Развалился! Ты не дома находишься! – услышал я грубый голос за своей спиной.
– Мог бы повежливей! В такой день тревожишь старика!
– Это я с тобой вежливо разговариваю, а невежливость мою ты увидишь, если будешь вести себя здесь по-домашнему!
Меня неприятно тронул этот диалог. Я удивился грубости и нетактичности – свободных мест было много, и можно было не беспокоить уставшего пожилого человека. Я оглянулся. И невольно залюбовался видом грубияна. Вошедший был похож на одного из моих соседей по даче, такой же высокий, или лучше сказать – большой. Хорошо сложенный, он даже сидя казался стройным. Лицо типично русское, но не смазливое, как у Иванушки-дурачка, а мужественное, каким мы представляем себе Александра Невского, только, пожалуй, более скуластое. Этот человек был сероглаз, чисто выбрит и украшен широкими усами во всю длину рта. Волосы, казалось, были немного с рыжинкой.
Упомянутый мой сосед по даче представлялся мне бывшим омоновцем, и в это вполне можно было поверить, глядя на его бравую выправку. Вошедший тоже был очень похож на омоновца. Так и будем его называть далее тем более, что одет он был в маскировочную одежду.
Когда была объявлена первая остановка, пожилой человек, сосед «омоновца», воскликнул: «Так я же не в ту сторону еду!», – и заторопился к выходу, вызвав у своего обидчика добродушный смех, поддержанный окружающими.
Оглянувшись ещё раз, я увидел, что «омоновец» держал в правой руке бутылку водки и что-то говорил сидящему напротив него мужчине. Затем встал и громко спросил, нет ли у кого стакана. Стакана ни у кого не оказалось. Я подумал, что он мог бы спросить не стакан, а, например, чайную чашку. У него было бы тогда больше шансов заполучить ёмкость для известной цели, так как стакан теперь становится большой редкостью. Но затем я догадался, что он не мог спросить «чайную чашку», потому что сегодня День Победы, и нужно пить водку именно из стакана, из гранёного стакана, как пили наши отцы и деды, переживая жестокую войну и не менее жестокую мирную жизнь. С этого момента я стал иначе относиться к моему «омоновцу». Я даже подумал, что он не так уж и грубо спорил из-за места; да и занять его он хотел, наверное, потому, что предпочитал сидеть именно здесь. Я и сам стараюсь всегда занять в вагоне одно и то же, своё излюбленное место в четвёртом отсеке с краю.
Между тем, в отсеке, где находился «омоновец», стало на двух мужчин больше. За неимением тары, стали пить за Победу прямо из горлышка. Бутылка пошла по кругу. В левой руке «омоновец» держал бутерброд – скибка хлеба с двойным слоем сервелатной колбасы. Празднование Дня Победы происходило не очень далеко от меня, но так как мужской разговор о военных делах, как и положено, вёлся спокойными, негромкими голосами, я плохо разбирал содержание беседы. Доносились только отдельные фразы. Говорил в основном хозяин отсека. Иногда все вместе, кроме, кажется, самого рассказчика, смеялись.
