Страницы истории сельскохозяйственной науки ХХ века. Воспоминания учёного - страница 6

Сколько правильных общих принципов защитил Т. Д. Лысенко и как вырождалось их значение, когда он вместо научного анализа наполнял их субъективистскими построениями. Он отверг дружескую руку Н. И. Вавилова и этим обрек себя на ложный путь в науке. Будучи пророком «новых» методов селекции, он не создал ни одного сорта. Вместе с тем… он не приписал своего имени ни одному из сортов, что было ему сделать легче легкого…».

Такая, с позволения сказать, «критика» деятельности Т. Д. Лысенко ведет в конечном счете к реабилитации его позорной деятельности в целом, принесшей тяжелый вред биологической и агрономической науке, что и подтверждается практикой последних лет.

На этом затянувшемся вступлении можно закончить изложение сократического раздела.

Человек без памяти прошлого, поставленный перед необходимостью определить свое место в мире, человек, лишенный исторического опыта своего и других народов, оказывается вне исторической перспективы и способен жить только сегодняшним днем[8]

Чингиз Айтматов

Чтобы хорошо понимать и ценить нынешнее, человек должен в истинном свете видеть минувшее[9]

Л. И. Брежнев

Родился я на рубеже XIX века в 1899 г. в селе Большая Чесноковка Самарского уезда и губернии, расположенной на берегу р. Сока верстах в 40 вверх по ней от села Большая Каменка, в которое вскоре перевели моего отца, священника. О Чесноковке я вспоминаю лишь по пожару, который слизал в один ветреный жаркий день половину этого села. Помню себя 5–6-летним ребенком, когда к своему бывшему доброму «батюшке» пришли три пожилые женщины и по старому обычаю начали голосить, как на «мазарках» (кладбище), рассказывая с плачем и причитаниями о страшном бедствии, часто посещавшем соломенные деревни Самарского степного Заволжья. При таких посещениях открывались деревенские сундуки с картинками, собиралось все старое «барахло», оказывалась небольшая денежная помощь, и погорельцы, получив ее «Христа ради», уходили с причитаниями и надеждами начать новую жизнь горемыки-бедняка на старом пепелище.

С Большой Каменкой я связан незримыми, но крепкими узами детства, юности, сельской школы, крестьянского труда, яркого детского поэтического восприятия природы, сопереживания исторических событий, которые, «волнуясь, как море – окиян», докатывались и перекатывались через крестьянский мир Каменки. Прошло более полувека; умерло, разъехалось, разбежалось мое поколение, но острый интерес к моей родной Каменке не пропадает.

Прежде чем по-настоящему окунуться в жизнь Большой Каменки, интересно заглянуть в давнюю историю освоения Заволжского обширного края. И тем более это нужно сделать, если предоставляются благоприятствующие возможности. А такие возможности действительно имеются.

Самарское Заволжье

21 июня 1768 г. (по старому стилю) из Санкт-Петербурга на Москву и Симбирск выехала экспедиция академика Петра Симона Палласа, молодого 27-летнего, но уже известного в ученом мире Европы исследователя, приглашенного Российской академией наук на должность ординарного ее члена и профессора натуральной истории с окладом по контракту 800 рублей в год[10].

Перед отправлением в свою первую экспедицию Паллас получил от Академии подробную инструкцию, в которой ему предписывалось буквально следующее: «Путешественники должны подробно исследовать свойства вод, почв, способы обработки земли, состояние земледелия, распространенные болезни людей и животных и изыскать средства к их лечению и предупреждению, исследовать пчеловодство, шелководство, скотоводство. Затем обратить внимание на минеральные богатства и минеральные воды, на искусства, ремесла, промыслы каждой провинции, на растения, животных, на форму и внутренность гор и, наконец, на все отрасли естественной истории. Путешественники должны заняться географическими и метеорологическими наблюдениями, астрономически определять положения главных местностей и собрать все, касающееся нравов, обычаев, верований, преданий, памятников и разных древностей». В наше время узкой специализации в науке такая инструкция кажется совершенно нелепой, но для той эпохи энциклопедизма и первых шагов становления географии она является характерным документом.